— Что, секса сегодня не будет? — проскрипел он, но не дождался никакой реакции. Тогда, озлившись еще сильнее, добавил: — Да тебе просто завидно, что теперь у Николаса появились друзья-солдаты!
Снова никакой реакции. Я толкнул Джеронимо в плечо.
— Хватит! Да что с тобой такое?
Джеронимо посмотрел на меня.
— Она прекрасно знала, что если меня разбудить среди ночи, со мной просыпается демон. Это — темная сторона Джеронимо. Это — злой дух, который будет преследовать пробудившего его до тех пор, пока не заснет. Берегись, Николас. Не вставай на пути лучей моей ненависти.
Я, махнув рукой, присел в уголке, оставив приличное расстояние как до Джеронимо, так и до Вероники. Внезапно оказалось, что я нынче ночью так и не поспал. Глаза начали слипаться, и я даже прилег, но погасить опостылевший мир не удалось.
Джеронимо, отчаявшись добиться от сестры истерики, принялся звать охрану. Он то плакал, то смеялся так, что кровь стыла в жилах. Пинал по решетке, потом повис на ней, распевая во всю глотку «Владимирский централ» и «Журавли летят над нашей зоной». Утомившись висеть, шлепался на пол и, рыдая, умолял вернуть конфискованный смартфон. Из-за всего этого концерта моя полудрема стала робкой и урывочной, переполненной картинками, слишком безумными, чтобы их описывать.
Когда, наконец, с той стороны к решетке подошли, Джеронимо требовал священника и внеочередной пленум, угрожая революцией.
Явились трое. Двое вооруженных громил, а третий — старый знакомый, который снимал наручники. Он приволок поднос с тремя чашками.
— Отвали-ка от решетки, малой, — сказал он Джеронимо.
— Иначе что? — встрепенулся тот.
— Иначе расстреляют.
— Весомо…
Джеронимо сел рядом со мной, я, покряхтывая, тоже занял сидячее положение. При взгляде на поднос, который солдат поставил на пол, чтобы отворить решетку, я почувствовал в желудке щемящую пустоту. Пицца уже переварилась, если вообще не была убедительной иллюзией.
Вероника повернулась к прекрасному миру. Солдат, проталкивая ногой в камеру поднос, улыбнулся ей и помахал.
— Я запомнил твои слова, и моя жизнь изменилась!
— Поздравляю, — сказала Вероника. — Сколько нас здесь продержат?
Солдат запер решетку, убрал ключ в карман и пожал плечами.
— Старейшины решают. А я — хэзэ ваще.
— Христофор Зигфрид Ваще! — провозгласил Джеронимо, приоткрыв одну из мисок. — Что это такое?
— Тушеные грибы.
— Я так понимаю, мы должны это есть?
— А чего?
— Ты сам это пробовал? Ты больной? У вас что, синтезатор сломался?
— Нет синтезатора. Есть грибы. Вкусные и полезные грибы.
Джеронимо, видно, разочаровавшись и не веря более ни глазам, ни ушам, встал на четвереньки и затеял нюхать грибы. Вероника подошла к решетке.
— Мой брат лишился своих лекарств. Если вовремя не сделать ему укол, последствия могут быть плачевными. Есть у вас карфентанил? Или хотя бы промедол?
— Галоперидол есть, — ответил солдат. — Но он строго по учету, для личного состава. Спрошу командира.
— Спасибо, — кивнула Вероника.
Джеронимо поднял голову.
— Просто грибы — и все? Без картошки? Без лука? Без специй?
— Там должен быть лавровый листик, — сказал солдат, явно собираясь уходить.
— Постой! — Джеронимо властным жестом остановил его. — То, что ты принес… Скажи, ты смотрел «Зеленого слоника»?
— Никак нет, мы смотрим только патриотические фильмы.
Джеронимо встал, подхватил миску с грибами.
— Сейчас я тебе покажу, что нужно делать с такими вещами.
Трое солдат, Вероника и я смотрели, как Джеронимо тщательно вытряхивает миску в унитаз и пинком опускает рычаг слива.
— Ну что? Это так сложно сделать самому? — вернулся он к решетке. — Обязательно дергать меня? У вас что, другой еды нет?
— Есть жареные грибы.
— Нет.
— Вареные грибы.
— Боже…
— Маринованные грибы…
— Замолчи, иначе меня вырвет! — завопил Джеронимо. — Кроме грибов — что?
— Чай, — подумав, сказал солдат.
— Aparatoso![17]
Принеси хотя бы чай.Солдат уже сделал шаг в сторону, но что-то его остановило, какая-то сложная мысль исказила лицо.
— Грибной чай, — уточнил он.
Джеронимо с ревом отбежал к нарам и забился в уголок. Солдаты ушли. Вероника взяла миску, перемешала содержимое и положила в рот кусочек. Пожевав несколько секунд, взглянула на меня и кивнула:
— Съедобно.
У меня от вида грибов, честно говоря, аппетит пропал совершенно, но я решил поесть из солидарности с Вероникой, потому что поведение Джеронимо становилось все более неприятным:
— Еще бы не съедобно! — проворчал он в стену. — Этой жиробасине лишь бы пожрать. Подыхать скоро, а она все налопаться не может.
Проигнорировав его, мы сели с мисками в дальнем углу камеры.
— Почему ты ему все это спускаешь? — негромко спросил я. Вероника в ответ пожала плечами.
— А что делать? Бить его?
— Нет. Зачем? Можно ведь одними словами заставить его пожалеть о сказанном. У тебя бы это лучше вышло, ведь ты его знаешь, но и я могу прищучить, если хочешь.
— Не хочу. — Она помолчала, пережевывая с отсутствующим видом гриб. — Но спасибо. На самом деле это что-то вроде игры. Он не бьет туда, где больно. Я не старая и не толстая, и прекрасно об этом знаю.