Надо отметить, Гарри не сразу поверил своим ушам.
— Старухе семьдесят восемь лет? — Он уставился на Бромхеда. — И ты хочешь, чтобы я укокошил ее?
— Это обычная работа, Гарри, — ответил Бромхед. — Мне очень нужно, чтобы ты это сделал.
Гарри рассмеялся:
— Ну и пожалуйста. Я-то думал, ты позвал меня ради серьезного дела. Хорошо, Джек, все будет в лучшем виде… только скажи, нет ли каких-то особых условий.
Бромхед рассчитывал именно на такой ответ и улыбнулся:
— Я не хочу, чтобы ты остался внакладе, Гарри. Старушка увешана драгоценностями. Обычно на ней золота и бриллиантов тысяч на двести. А бывает, что и на триста. Можешь взять себе все что захочешь.
Миллер покачал головой:
— Нет, Джек, благодарю… Мне всего хватает. В моем возрасте, Джек, не пристало гоняться за деньгами. Я выполню твою просьбу из удовольствия, без всякой выгоды.
Теперь уже Бромхед уставился на него.
— Тебе всего хватает? — Он наклонился вперед. — Послушай, Гарри, ты без труда станешь богаче на сотню «кусков».
«В моем возрасте не пристало гоняться за деньгами», — повторил про себя Бромхед. Что происходит в этом чертовом мире? Разве можно удовлетвориться тем, что имеешь?
Вновь Миллер покачал головой:
— Мне они ни к чему. У меня есть все что нужно. И я вполне доволен жизнью. Так чего ты от меня хочешь?
Бромхед насторожился. Такого он и представить себе не мог. Убить человека за так. Только псих мог согласиться на это.
— Должен быть мотив, Гарри, — твердо заявил он. — Если не будет мотива, фараоны начнут копать, а вот это мне ни к чему… они могут добраться и до меня.
Будучи профессионалом, Гарри сразу понял, о чем речь.
— Ладно… мотив у нас есть… продолжай…
— Прикончив старушку, ты должен взять ее кольца, браслеты, ожерелья. Оставь их у себя… это твоя доля, Гарри.
Миллер нетерпеливо заерзал.
— Не надо мне этого. В эти игры я уже не играю. Что я буду делать с этими побрякушками? Я давно распрощался с теми, кто их покупает. И не желаю возобновлять знакомство. Денег мне хватает. Я делаю это для тебя, Джек. За мной должок, и я хочу его вернуть.
Но Бромхед никак не мог прийти в себя.
— Гарри… ради Бога! Ты же не можешь вот так запросто отказаться от ста «кусков»! Не можешь!
Миллеру начала надоедать навязчивость Бромхеда.
— Хватит об этом, а? — холодно отрезал он. — Скажи мне, что нужно сделать, и я это сделаю.
Бромхеда прошиб пот. Медленно пришло осознание того, что перед ним сидит человек, который плевать хотел на деньги. А, по разумению Бромхеда, такие люди встречались разве что на луне.
— Гарри… должен быть мотив. — Бромхеду с трудом удалось изгнать из голоса дрожь. — Драгоценности придется взять.
Миллер пожал плечами:
— Хорошо, возьму. Ты найдешь им применение, не так ли? Я ее пришью… не вопрос. Я же обещал тебе, что выполню любую твою просьбу. Ты же спас мне жизнь. Возьму драгоценности и отдам тебе… Мне они ни к чему.
Тут уж Бромхед окончательно убедился, что Миллер говорит на полном серьезе.
Он подумал о Джеральде. Ему-то казалось, что только молодые безразличны к деньгам… А на поверку выходит, что и Гарри того же мнения.
И он сдался:
— Хорошо, Гарри. Только не говори, что не предлагал тебе взять их. Пусть будет так, как ты хочешь.
— Хватит об этом. Что я должен сделать?
Бромхед наклонился вперед.
— Ты дожен проникнуть в квартиру в пентхаусе отеля. Это непросто. В вестибюле вечно крутится детектив. И никто не может воспользоваться лифтом без разрешения портье. Ты, правда, ловко меняешь внешность… Допустим, представишься настройщиком рояля…
В то самое время, когда Бромхед и Миллер беседовали в бунгало мотеля, Паттерсон провожал миссис Ван Дэвис к черному «Кадиллаку», ожидающему у дверей банка. Шофер, завидя ее, открыл дверцу.
По совету Паттерсона миссис Ван Дэвис только что купила на пятьдесят тысяч акций «Ай-би-эм». Она радовалась удачному вложению капитала. Паттерсон — ее уходу. Кудахтанье миссис Ван Дэвис изрядно надоело ему, но он отдавал себе отчет, что в это утро потрудился на славу.
Устроившись поудобнее на заднем сиденье, — как гиппопотам на кушетке, подумал про себя Паттерсон, — миссис Ван Дэвис помахала толстыми пальцами, унизанными бриллиантами. Махнул в ответ и Паттерсон, а когда «Кадиллак» влился в транспортный поток, облегченно вздохнул и вернулся в кабинет. Других клиентов до ленча у него не было. Он взглянул на часы, — «Омега» в золотом корпусе, еще один подарок миссис Морели-Джонсон, — отметив, что у него осталось двадцать пять минут. В этот день его пригласил на ленч Берни Коуэн.
Прошло почти три недели с того момента, как он отдал секретарю Ирвинга Феллоуза подложное завещание. Первую неделю Паттерсон мучился от чувства вины, но теперь оно поутихло, тем более он нашел смягчающее обстоятельство своему поступку: старушке-то без разницы, куда уйдут ее деньги после того, как ее саму предадут земле.