Вопросы

Наверху у него кабинет. Типа спальни. Диван и кресла, короче. Никаких бухгалтерских столов. А так, на случай – если приспичит. И всегда пара наручников в кресле. Джин с них глаз не сводит. Прикалывают они его.

– Ну, будем баланс сводить? – Джин плотно закрыл дверь кабинета.

Дим выложил деньги. Тот пересчитал и уточнил спокойно:

– Когда остальное?

– Завтра вечером.

– Знаешь, сколько?

– Знаю, – Дим отвернулся. – Знаю.

– И кто заторчал так?

– Одна знакомая.

– Ок, если ты ей веришь. Иначе – твоей хаты не хватит покрыть долг. И тебя самого не хватит.

– Знаю, – повторил Дим.

Джин расплатился и снабдил новым товаром.

– Ты на ветер не спускай, слышишь?

– Я не спускаю, что ты, Джин... Я не первый год работаю, – напомнил Дим.

– Первый – не первый, а долг растет, – Джин прищурился. – Девкам за трах не давай. Тебе дороже выйдет.

Дим снова кивнул.

– Я никому не даю. А девки мне сами приплатить готовы... Эту я давно знаю. Она всегда рассчитывалась.

Джин снова скользнул взглядом по наручникам, словно впитывая их металлический блеск. Дим поднялся.

– Да посиди. Я успею, – остановил Джин. – Вот ту рыжую обработаю. Пусть она пока поскулит за мной.

Дим промолчал.

– Не гони, ты не мог ее не заметить! – упрекнул Джин. – Она клевая. Такой рот – чего в нем только не было...

– Как в мусорной урне, – добавил Дим.

– Молчи! Я уже знаю, как ее распишу... Может, останешься?

– С вами?

– Нет, с покойниками в морге! С нами, конечно. Мои кенты что-то набрались до третьего звонка и раньше меня отъехали. Ну?

– Нет, Джин. Пойду я.

– Блондинка-такса – твоя, – предложил Джин.

– Не прет меня от сучек...

– А кого прет от сучек? – хмыкнул тот. – Думаешь, я специально псарню развожу? Завтра, может, зяблики будут, цыплята табака с хрупкими косточками, а послезавтра – косяк селедки. О, хорошая мысль, косяк...

Джин закурил, любуясь наручниками в кресле.

– Ну, как знаешь. Мое дело – предложить. Правила гостеприимства, мать их...

– Я не гость, Джин. Я тут на ставке.

– А, правда, – согласился тот. – А раз так, подваливай завтра с деньгами. Понял?

– Да.

Дим снова прошел сквозь толпу танцующих и исчез из «Фараона».

Пришло в голову отыскать Глеба в какой-нибудь забегаловке, но его мобильный не ответил. И чтобы отогнать подступающий липкий сон, Дим причалил к клубу «Океан», славившемуся своим тихим настроем и аквариумом с пираньями. Пираньи не спали. Дим стал пить кофе и смотреть в их зубастые морды. Кофе казался соленым и отдавал рыбой.

Подошла девчушка и виновато улыбнулась.

– Может, хочешь?

– Начинаешь карьеру? – догадался Дим. – Ты должна улыбаться, как акула, и говорить без вопроса в конце: Ты хочешь!

Она усмехнулась, и накрашенные глазки поплыли к вискам от детской улыбки.

– Ты хочешь! – повторила она.

– Хочу, – согласился Дим. – Куда пойдем?

– Тут есть комнаты. Сзади.

Она взяла его за руку и повела за собой. Комната была размерами с большой туалет, с диваном и зеркалом во всю стену. Неизвестно, для чего предназначалась раньше.

– Может, ты умоешься? – спросил Дим, глядя на толстый слой косметики на ее лице.

– Как я умоюсь?! Мне всего четырнадцать лет, а если умоюсь – вообще как двенадцать.

– А с косметикой?

– А с косметикой – как восемнадцать.

– Куда ж тебя целовать? Везде одна краска, как у клоуна, – усмехнулся Дим.

– А ты меня не целуй, – она стащила трусы и бросила на пол. – Твое время тикает...

Он сел на диван и посмотрел на себя в зеркало.

– И сколько у тебя стоит час?

– Как у всех! – гордо ответила она.

– А звать тебя как?

– Виола.

– Сама придумала?

– Да пошел ты! Еще спроси, где мои папа-мама! Импотент хренов! – она нагнулась за трусами, и в зеркале мелькнула ее голая попка.

– Ладно, давай, – согласился Дим. – Раз ты решила стать акулой.

– Деньги вперед! – потребовала она и улыбнулась, точь-в-точь как пиранья из аквариума.

5. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ОСМАТРИВАЮТ ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ?

         И цирк, и бутики произвели хорошее впечатление на Илону, она была весела и напевала свои старые песенки, с которыми когда-то блистала в ресторанах. Дети косились на нее удивленно. Выготцев засобирался домой, опасаясь оставлять комбинат без хозяйского присмотра надолго.

Таня, которую столица не привела в восторг, скучала у окон депутатского дома и смотрела на голый депутатский сад. Ветер гнул деревья, надеясь сломать их на карандаши и бумагу.

– Ты можешь нарисовать ветер? – спросил вдруг Колька.

– Чтобы нарисовать ветер, нужно нарисовать деревья, облака, простыни на веревках, паруса, юбки женщин или их волосы, – объяснила Таня.

– А сам ветер?

Ветер не мешает только памятнику. Таня издали смотрит на его каменную неподвижную громаду и на маленькую фигуру фотографа у постамента. Человек, который просит людей улыбаться. Странная профессия.

Она, наконец, приблизилась и почувствовала, как постепенно ноги становятся ватными. Вдруг он обернулся к ней, и на его лицо наплыло удивление. Узнал ее. Но удивление сразу же угасло, как огонек зажигалки в густой тьме ночи, и он кивнул ей спокойно.

– Ты за фотографиями? Все готово. Я думал выслать по почте.