Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств

По советскому гражданскому праву та или иная организация имела право на существование, была юридическим лицом, если её разрешало государство. Советское государство разрешило все существующие в нём организации, кроме одной – КПСС (она же: РКП(б), она же: ВКП(б). КПСС была над законом. Это очень хорошо понимали советские руководители («Мы над законом или закон над нами?» – знаменитая фраза Хрущёва, грозно брошенная им тем, кто говорил, что спекулянтов и фарцовщиков Файбишенко и Рокотова нельзя приговорить к высшей мере, поскольку нет таких законов). Это было зафиксировано в советских учебниках права, где чёрным по белому говорилось: решения КПСС определяют право, законы и законотворчество в СССР. Сюда обязательно нужно добавить Устав КПСС.

А Устав, в свою очередь, опирался на практику и на теорию, сформулированную Лениным: «Мы должны знать и помнить, что вся юридическая и фактическая конституция советской республики строится на том, что партия всё исправляет, назначает и строит по одному принципу»[39]. «Партией руководит… ЦК из 19 человек, причём текущую работу в Москве приходится вести ещё узким коллегиям… Оргбюро и Политбюро… Выходит, следовательно, самая настоящая «олигархия»… Ни один важный политический вопрос не решается ни одним государственным учреждением в нашей республике без руководящих указаний ЦК партии! Таков общий механизм пролетарской государственной власти, рассматриваемый «сверху» с точки зрения практики осуществления диктатуры… Вырастал этот механизм из маленьких, нелегальных, подпольныхкружков в течение 25 лет»[40]. Всё понятно? Даже после победы революции большевики сохранили подпольно-внелегальный характер своей деятельности.

Именно экстралегальность, надзаконность придавала КПСС статус «высшей формы общественной организации». Высшей – означало и выше закона. Помимо прочего, надзаконность выполняла для КПСС ту же функцию, которую для самодержавия выполнял сакральный характер власти. Но это отдельный разговор.

Повторю: советские руководители прекрасно это понимали, причём не только во времена Хрущёва и раньше, но и во времена Горбачёва – ситуация не изменилась. Достаточно прочесть секретную записку В. И. Ивашко (документ под названием «О неотложных мерах по организации коммерческой и внешнеэкономической деятельности партии» за № 15703 от 23 августа 1990 г.), адресованную его непосредственному начальнику М. С. Горбачёву. В ней говорится о необходимости принятия неотложных мер по защите партийного имущества в условиях перехода к рынку, поскольку оно не защищено юридически.

В. И. Ивашко прав: имущество КПСС не было собственностью, ибо собственность – это не кража, а юридическое отношение. КПСС юридическим лицом как раз и не была, вот пришлось выкручиваться. Например, В. И. Ивашко предложил «планомерно создавать структуры „невидимой“ партийной экономики, к работе с которой будет допущен очень узкий круг лиц» (не эти ли лица полетели из окон осенью 1991 г.?). В качестве новых «промежуточных» хозяйственных форм «невидимой» экономики назывались фонды (мне почему-то сразу приходит на ум: «горбачёвский фонд»), ассоциаций (например, ассоциация Шеварднадзе – была такая, а сколько мы не знаем!). Налицо предложение осуществить переход к рынку, по сути означавшее превращение значительного сегмента номенклатуры из статусной группы в собственническую, в класс, в виде заговора. Тут вспоминается не только коммунистическая фаза русской истории – раздолье для конспирологии, но и самодержавная с её бесчисленными «секретными комитетами», «тайными канцеляриями» и т. п.