Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств

Таков вкратце и несколько спрямлённо генезис автофобии в России. Он лишь по форме носит культурно-цивилизационный характер. По сути же это классовое явление, связанное с интеграцией части верхов Большой системы «Россия» в Большую систему «Капитализм» – классовые интересы требуют национально-культурной перекодировки, предатель (как в широком, так и в узком смысле) должен оправдывать предательство и себя ненавистью к объекту предательства. В случае этно-национальной инаковости ненависть может усиливаться многократно. И всё же главное – классовое. Достоевского и русские народные сказки Чубайсы ненавидят не столько по национально-культурным причинам (хотя и по ним, по-видимому, тоже), сколько по классовым.

– Можно ли дать определение авто– (русо-, совето-) фобии?

– Автофобия это идейно-поведенческий комплекс тех групп, которые стремятся к таким формам эксплуатации населения, которые сформированы Западом-Капиталом, но запредельны для русской системы работ; всё, что стоит на пути такой эксплуатации – государство, традиционные русские ценности, определённая численность населения – вызывает у западоидных групп ненависть и, по их мнению, должно быть уничтожено как «отсталое», «второсортное», «мешающее прогрессу», «неоптимальное» и т. п.

Русская революция начала XX в., а затем системный антикапитализм в виде СССР, казалось, должен был покончить с этим, но удалось – в 1930–1950-е годы, т. е. в сталинский период – лишь приглушить, подавить, как оказалось – временно. Со второй половины 1950-х годов в соответствии с логикой развития системного же антикапитализма (его производственная база была такой же, как у капитализма, – индустриальной) и его системообразующего элемента – номенклатуры, с одной стороны, и постепенной интеграцией СССР в мировой рынок, с другой, началась эрозия системного антикапитализма как «системного» и как «анти-». В номенклатуре к рубежу 1960–1970-х годов сформировался небольшой, но весьма влиятельный, ориентированный на Запад слой, которому само наличие СССР, советской власти мешало превратиться в класс собственников; одно дело тайком размещать на Западе активы, создавать паутину совзагранбанков в обмен на уступки Хозяевам Запада и отказ от прорывных технологий или даже сдачу их врагу с опаской, что возьмут за задницу, и совсем другое – легализоваться в прямом и переносном смысле, демонтировав строй, который основан на отрицании частной собственности и эксплуатации. Отсюда – второе, уже антисоветское (в снятом виде оно содержит и русофобию) пришествие автофобии, тщательно камуфлируемое до поры до времени под пролетарский интернационализм, под нетерпимость к национализму (особенно русскому), ко всему «почвенному». Показательно, что будущий «прораб перестройки» А. Н. Яковлев впервые засветился статьёй-доносом, направленной против писателей-почвенников.

Так же, как вокруг автофобов эпохи позднего самодержавия сформировался целый слой обслуги (интеллигенция), у автофобов позднего реального социализма, стремившихся превратиться в собственников, сформировалась своя обслуга – так называемые «либералы»; имя им легион – аксёновы, Любимовы, Окуджавы и прочие. В виде якобы демократической фронды, «социализма с человеческим лицом» («уберите Ленина с денег») все они сознательно или полусознательно работали на слом системы – на будущих собственников и на своё превращение из квазиинтеллигенции в кулыур-буржуазию. Социальной базой властно-интеллигентских автофобов в позднем СССР стал активно формировавшийся с 1970-х годов слой советских мещан, лавочников – продукт реформы Косыгина-Либермана, торговли нефтью, развития системы распределения дефицита, «теневой экономики». Подчёркиваю тесную связь советского мещанина-лавочника 1970–1980-х годов с антисоветчиками-либерастами во власти. Пунктиром эта связь наметилась уже в конце XIX в. В «Заметках о мещанстве» Горький чётко её зафиксировал: «Мещанство – это строй души современного представителя командующих классов». В позднесоветское время – и во многом именно поэтому оно стало поздним, т. е. закатным советским – мещанство, лавочничество, социальное лабазничество стало строем души определённой части партноменклатуры и КГБ, членов их семей, особенно третьего советского поколения – (условно) внуков советской верхушки, циничных, шмоточноориентированных, ненавидящих народ и ту власть, которая пусть всё меньше, но выражала интересы простонародья. Как прав оказался Н. Бердяев, заметивший: «Самая зловещая фигура в России (советской. – А. Ф.) – это не фигура старого революционера, а фигура молодого человека, внука тех, кто делал революцию».