Вопросы цены и стоимости

Да, это было правильное слово — именно омерзение подкатило к горлу тошнотворной волной. Разумеется, Айсену никогда не случалось бывать в подобных местах, но школа из стен, которой он вышел, действительно была и остается лучшей в Фессе, и обучение его было весьма разносторонним. Так что в значении клейма, как и в том, что за ним стояло, молодой человек не сомневался. К тому же, дети любят сказки, а они бывают не только добрыми, но и страшными. О чем может мечтать ребенок, приученный и живущий со знанием, что он предназначен для ублажения мужской похоти? Правильно, о добром и ласковом господине, который будет его любить и заботиться. Чего он может бояться? Тоже правильно, и общий барак это еще не самая страшная сказка…

А Равиль там выжил.

Выжил!!!

Айсен до крови прикусил губу, сминая в пальцах злополучное письмо. Он вспомнил разбитого, раздавленного юношу на приеме, безмолвные слезы торопливо сползающие по бледным щекам, словно стыдясь, что их увидят… Теперь понятно, почему Грие, знать о Равиле ничего не хочет, но ведь существует одно весомое «но», о котором все почему-то забывают — какой выбор может быть у раба, продаваемой и покупаемой вещи? Только один — либо терпеть покорно все, что не преподносит судьба, либо умереть. Так не подлость ли ставить в вину человеку то, что он выжил, и как-то еще живет дальше!

Справившись с первым потрясением, молодой человек поднял голову на все еще стоявшего перед ним Августина… и не смог произнести ни слова от того, что увидел в светлых глазах.

— Он в беде, так? — сдавленно проговорил Густо, явно едва сдерживая самое настоящее бешенство. — Что бы вы не думали, я не идиот и не слепой! Я вижу, что ему плохо, что он держится из последних сил, и не понимаю — зачем?! Что за прятки…

Чужие письма читать как минимум некрасиво. Это объективный факт, в котором Августин никогда не сомневался. Однако если речь шла о помощи, а вполне возможно и спасении дорогого человека, то это уже не бестактность, а благородство: поступиться чем-то ради другого… Увы, душевные муки его оказались напрасными и из записки Густо не понял ни буквы, ни знака! Зато очень хорошо понял по обморочному виду Айсена, что как раз хорошего ничего не происходит.

Тоже поднявшийся (Айсен слегка удивился, когда он успел сесть?), молодой человек уже спокойно выдержал его взгляд: если даже Ожье, не отличавшийся строгостью нравов, отвернулся от Равиля, то как отреагирует Густо? И как сказать в глаза человеку, что все это время его любимого били… да и в остальном Таш наверняка себя не ограничивал! Что тайна, которая держит Равиля рядом с шантажистом, еще ужаснее и еще грязнее.

— Ты прав, в беде, — согласился Айсен. — Очень большой беде, из которой один он не выберется. Но раз Равиль не сказал тебе сам, то и я говорить не имею права!

Сказал, как отрезал. Августин не знал, как умеет молчать превозносимая синеглазая знаменитость, но от спокойного тона — поперхнулся всеми гневными обличениями.

— Передай, пожалуйста, Равилю, что для меня ничего не изменилось, — так же спокойно попросил Айсен.

* * *

Вот даже как… — Равиль сам не смог бы охарактеризовать то чувство, которое возникло у него, когда он услышал ответ на свое признание: не благодарность либо признательность, не удивление, а скорее недоверчивое восхищение с примесью уважительной зависти. Достойный человек достоин во всем, и протянув руку помощи, скажем, человеку больному, не позволит себе ее отдернуть, узнав, что недуг куда более тяжел, чем казалось. Он бы так не смог.

Однако, говоря честно, юноша вовсе не ожидал ответа, и позднее возвращение хмурого и раздраженного Августина, заставило сердце вначале испуганно дернуться, что тайна его поколебала даже благородство Айсена, и тот счел необходимым предупредить Августина, с кем тому приходится иметь дело. Затем, вслед за облегчением, пришла досада: чем позднее уйдет Густо, тем позже отвлечется на свои заботы приставленный к слежке Шарло, а Равиль без предупреждений знал, что времени у него совсем немного. Каждое мгновение еще не вступившей в свои права ночи было на счету, и юноша вообще намеревался сказаться больным и лечь: очередное недомогание не вызвало бы никакого подозрения, зато ловкий парень несомненно с радостью избавил бы себя от необходимости присматривать за хозяйским содержанцем, найдя занятие поинтереснее.

Равиль знал, что излишняя торопливость губительна в подобном деле, как впрочем, и любом другом, но и без того порядком издерганные нервы были натянуты до предела, и любая заминка, любая неловкость лишь подливали масла в огонь. Может поэтому, обещание Айсена и не тронуло в той степени, как первое письмо — до встречи и разговора с ним еще надо постараться, чтобы они могли состояться! И страх неудачи, разоблачения не оставлял места ничему другому.