Чутко улавливая его тревогу, Хедва тщетно попыталась сдержать навернувшиеся на глаза слезы.
- Прости, маленький!
Но юноша заворочался беспокойно, дыхание участилось:
- Тетя… - он впервые назвал ее так, и Хедва все-таки заплакала.
- Тише, тише! Прости, что испугала, - она гладила изрезанные под рубашкой руки мальчика, лоб, легонько касаясь кончиками пальцев щеки и беззащитно откинутой шеи. - Да, тебе пришлось много раз сталкиваться с самой омерзительной подлостью, но я ни в чем тебя не обманываю! Сейчас здесь Давид, твой кузен… он очень помог мне, помог доказать твое доброе имя… помогает теперь, пока ты болен… Хочешь его увидеть?
Женщина вглядывалась в него с такой надеждой, что Равиль не осмелился бы протестовать, даже если хотел: отказываться, наверное, было бы совсем не хорошо, после всего того, что тетя для него делала. Беззвучно проговорив несколько раз имя нового родственника, он неуверенно кивнул, соглашаясь, и обреченно проводил взглядом почти выбежавшую за дверь Хедву.
Хотя горячность женщины была вполне понятна и объяснима, в отличие от нее Давид не лучился энтузиазмом, переступая порог комнаты больного юноши, - не из особой щепетильности относительно подробностей его прошлого, а лишь опасаясь чересчур его взволновать и нарушить не так давно стабилизировавшееся состояние.
А возможно, наоборот, убедившись, что рядом есть надежная опора, Равиль сможет справиться с глубоко въевшимся страхом и потянется к жизни? Кто скажет точно! Юноша выглядел так, будто любое неловкое движение способно доломать его, причиняя нестерпимую боль, а от взгляда становилось не по себе - как будто до сих пор он лишь телесно отошел от опасного края, душа же его по-прежнему пребывает за роковой чертой, с сомнением взирая на мир живых.
Равиль напряженно разглядывал медленно приближавшегося к нему молодого мужчину, и на лице юноши явственно читались замешательство и страх. Давид улыбнулся ему с мягкой доброжелательностью, но сдержанно, чтобы не оттолкнуть неискренностью, и присел поодаль, отгоняя в глубину острый укол скорби: во истину суров Господь! Испытывая Иова, он отнял и дом, и состояние, и семью, но у этого мальчика - взял даже сверх того, отнимая свободу, достоинство и честь, и даже возможность распоряжаться собственным телом, а под конец забрав еще здоровье и юность…
- Здравствуй, Равиль, - тепло произнес Давид, глядя в мерцающие льдинками непролитых слез серые глаза. - Я - Давид, сын твоей тети…
Что- то странное мелькнуло в глазах юноши, когда он посмотрел на Хедву, и та торопливо приблизилась, успокаивающе поглаживая его плечо:
- Давид сын моей сестры Леваны, как ты сын моего брата, - терпеливо повторила женщина прежние объяснения. - Он очень нам помогает!
Равиль судорожно вздохнул, комкая сухими пальцами одеяло, и виновато отвел глаза в сторону. Грудь его прерывисто и слишком часто вздымалась.
- Простите! Я вас не помню… - прошептал он.
- Ты и не должен был, - спокойно поправил его молодой человек, - мы не были знакомы.
Серые глаза в недоумении распахнулись, вновь обращаясь на него.
- Долгое время все были уверены, что ты тоже погиб, - ровно и честно ответил на невысказанный вопрос Давид. - Только недавно обнаружилось, что к счастью, это не так, и мы приехали за тобой, чтобы отвезти домой.
Равиль не смог бы передать, что почувствовал при этих словах, стало горячо и душно, сердце тяжело заворочалось в груди. Юноша бессознательно выгнулся на подушках, силясь протолкнуть внутрь себя еще хоть немного воздуха, и в панике ожидая, что вот-вот судорога окончательно перехватит горло, а он так и не успеет задать самый важный вопрос, но в следующий момент обнаружил себя в объятии Хедвы, ласково массирующей ему затылок, шею и плечи.
- Тише, мальчик мой, тише! Все хорошо, успокойся… выдохни медленно, глубоко… А теперь так же медленно вдохни. Умница, Равиль! Дыши, мальчик, не бойся, не торопись… Видишь, все хорошо!
Дрожь напряжения понемногу отпускала тело. Юноша позволил уложить себя и поправить подушки, пелена перед глазами нехотя рассеивалась от легких прикосновений к вискам. Так значит, пустота и безнадежность, мучившие его при попытках вспомнить, хотя бы что именно связывало его с самоотверженно выхаживающей его женщиной до болезни, - не его вина, но они все равно никуда не исчезнут… - стрелочки ресниц повлажнели.
- Равиль, - юноша содрогнулся, почувствовав осторожное прикосновение к кисти, но Давид не отпустил его, легонько сжимая пальцы и продолжая с ласковой силой, - не нужно бояться меня или чего бы то ни было! Мы все с тобой, а я никогда не сделаю тебе ничего дурного! Ты - мой брат. Мой младший брат, и я обязан заботиться и защищать тебя!
И хотя вызванная неожиданным касанием паника почти улеглась, ладонь в руке мужчины так и не перестала вздрагивать: вот оно, то самое слово! Обязан…
- Почему? - глухо проговорил Равиль, ни на кого не глядя, - почему вы уверены, что я тот, кто вам нужен? Тот самый Равиль?