Вопросы

Нет, Дим никогда не позволит ей выбирать после ее признаний другому. Никогда не придет к ней. Другое дело, что живет без нее, словно она постоянно рядом. Смотрит на Ригу – и думает о ней. Поднимает голову к небу – и зажмуривается от  зеленого взгляда  ее беспокойных глаз... А ветер... А лунный свет... Выходит, что все вокруг – она. Только она. И часы тикают: Та-ня, Та-ня, Та-ня. И на пляже постоянно зовет кто-то: «Таня, иди сюда!» И в номере бродит какое-то заблудившееся эхо: «Та-а-а-а-аня». И сны снятся о ней. О том, чего никогда не было, и о том, чего никогда не будет. Наваждение такое...

Стоит Диму подумать, что сейчас Рига поедет к ней, увидит ее, будет держать ее за руку и говорить с ней... если не больше. Может, будет целовать ее волосы и видеть прямо перед собой ее печальные глаза... А может, будет качаться над ее телом, входя в нее по проторенной Выготцевым дорожке. Будет вдыхать запах ее кожи, будет поглощать тепло ее голого тела, будет ловить губами каждый ее вздох...

Дим чувствует, что ненавидит Ригу за то, что она его любит. Ненавидит себя. Ненавидит ее. И любит только свою мечту о ней. О ней – которой нет. О ней – которая не похожа на ту Таню, которая встречается с Ригой. И все-таки о ней.

«Таня, Таня», – вхлипывает эхо в коридорах «Фортуны». «Таня, Таня», – шепчут волны, разливаясь по песчаному берегу. «Таня, Таня», – вскрикивают над морем чайки. И южная ночь накрывает беззвездной пеленой весь город... Таня... 

27. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ЗАНИМАЮТСЯ СЕКСОМ?

         Илона сидела, подперев голову рукой и уставившись на порезанную клеенку на столе. Она приходила часто, вот так сидела на кухне, смотрела на плохо отмытую Таней клеенку и вздрагивала от звука голосов соседей, звонков и шагов на лестнице. Жизнь многоэтажного дома со всем его дребезжанием пугала ее, привыкшую к покою и уюту роскошного особняка Выготцева.

Теперь Илоне было жутко в его доме и неловко в квартире Тани.    

– Ну, почему, почему ты не хочешь вернуться?! – всхлипывала Илона. – Мы же подруги, Танечка. Мы обе вдовами остались...

– Может, ты и Алену пригласишь? – бросила Таня.

– Ну, что ты за дура такая?! – сорвалась Илона. – Его нет. Одни мы с тобой. Это и твой дом тоже.

– Мне здесь лучше, Илона. Легче дышать.

– Здесь? – Илона обвела глазами убогое жилище.

Разговор оборвался, как и раньше обрывался на этом месте. Илона в сердцах хлопала скрипящей дверью, а Таня садилась на ее место за кухонным столом и смотрела на порезы на клеенке.

Рига приехал спустя неделю после его смерти. И беседа никак не завязывалась, словно они договорились не упоминать имени покойного, а больше говорить было не о чем. Рига прошелся по затхлой, старой квартире, пропахшей прежними хозяевами и пылью прошлых десятилетий, взглянул через окно во двор и спросил рассеянно: 

– Нравится тебе здесь?

Таня кивнула.

А потом она задумалась о Риге. Не потому, что он был высок, энергичен и добр к ней, а потому, что она его не любила. Вот такая странная вещь женская логика. Таня подумала, что отсутствие любви не только не помешает ей начать все заново, а наоборот – сделает ее более свободной и раскованной в общении с молодым человеком. Она вдруг почувствовала , что она не умерла вместе с Выготцевым, не лежит под толщей сырой земли, что она молода, красива и имеет право быть счастливой.

Она поверила в Ригу. Она поверила в себя. И она поверила в них вдвоем. Лапы Выготцева словно ослабили свою хватку, а его тень перестала заслонять окна.

Она пыталась разворошить в себе девичьи мечты о сексе с молодым парнем, но ничего не шло на ум, кроме бразильских сериалов. Таня разделась и подошла к зеркалу.

Ложь! Нет на ее теле никаких следов от пальцев Выготцева. Ее губы словно и не знали никогда его поцелуев. Она жива. Она молода. Она... Таня стояла голая перед зеркалом и по ее щекам текли слезы. Ей казалось, что она – совсем раздетая – идет среди людей за гробом Выготцева и ловит на себе осуждающие взгляды. Она отшатнулась от своего отражения. Это была единственная фантазия, которую нарисовало ее искалеченное воображение.

Когда Рига приехал на следующий день, Таня не решалась взглянуть ему в глаза. И он уловил это напряжение, поймал ее за руку, удержал. Стал, как обычно, целовать ее пальцы. Таня подалась вперед и прильнула к нему, пряча голову на его груди. Рига опешил. Думал, ей потребуется бездна времени, чтобы прийти в себя. Заглянул ей в глаза.  

– Таня... я не хочу, чтобы ты относилась к этому, как к эксперименту над собой... и надо мной.

– Я знаю, – она кивнула.

Но подсознательно – этого не вытравишь. Она оценивала и силу рук Риги, и остроту его прикосновений. Новизна ощущений озадачила ее, привыкшую к дряблому телу Выготцева. Рига действовал не быстро, но напряжение его тела звенело и невольно передавалось ей. 

– Рига, – она отстранилась, останавливая его.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

– Рига... давай свет выключим, – попросила она.

– Ты хочешь? – спросил он. – Правда, хочешь?

– Не спрашивай...