Вор и убийца

У костра жарко. Я вытер рукавом взмокший лоб. Пот застилал глаза, я боялся моргнуть, чтобы не потерять ее из вида даже на одно краткое мгновение. В животе образовался сгусток страха, я физически ощущал его.

Девочка-нечисть качнулась вперед и замерла, наткнувшись на невидимую преграду. Она провела ладонью по незримой стене, что поднималась над догорающей, тлеющей линией хвороста. Вместо ногтей у нее росли маленькие черные когти; это было отчетливо видно.

— Иди сюда… — прошелестел голос. Звучал он скорее по-взрослому, а девочка как будто ничего не говорила, ее губы не шевелились. Вторая маленькая ручка тоже уткнулась в преграду. Голова нежити опустилась на грудь. Ступив влево, она начала обходить защитный круг, водя ладонями перед собой. Умершее существо искало брешь.

Покрепче перехватив цевье аркебузы, направил дуло вслед за ее движением. Выстрелить или нет? Я ждал.

— Иди сюда… — где-то внутри меня снова зазвучал призыв. Он не манил, не вносил сумятицу в разум, но мое сердце и без того колотилось сверх всякой меры. Я с нарастающим беспокойством на грани помешательства смотрел, как нежить приближается к выгоревшей части круга, где на снегу лежала черная полоса золы.

Я не успевал ни зажечь новый хворост, ни предпринять что-то еще!

Она дошла до сгоревшей кромки круга и остановилась, ощупывая барьер более тщательно, будто он был иного свойства.

— Изыди, — я произнес первые слова молитвы. Слова полились сами собой. — Изыди, демон! Заклинаю тебя именами Бога Отца и Бога Сына!

Нечисть вздрогнула, но продолжила движение. Не переставая молиться, я встал на колени. Никогда раньше не прибегал к молитвам так часто, как в Загорье, и молился я сейчас всей душой. Вор и пират мог бы поиронизировать на сей счет, но не в эту ночь оживших кошмаров.

Я молился, как никогда раньше. Аркебуза покоилась рядом, вместо нее в руках появилась шпага, которую держал навершием к небу. Эфес, гарда и клинок образовывали крест, который все время находился между мной и нежитью.

Так прошла ночь. Не смыкая глаз и молясь пересохшими губами, я поворачивался на коленях вслед за нежитью, что без устали, упрямо, брела вокруг незримой преграды. Не замолкая ни на мгновение, изредка подбрасывал в костер хворост, а из темноты слышались утробное рычание и чавканье. К мертвым крысоловам пришли падальщики. Я гнал мысли от них. Только бы не знать и не видеть, что еще появилось рядом со мной!

…И вдруг я понял, что сплю. Эта острая, как лезвие, мысль вырвала меня из дремы. Я вскочил на ноги, лихорадочно оглядываясь. Костер догорел. Меня окружали немой лес и серое раннее утро. Рядом никого.

В полном опустошении, без сил, я снова рухнул на колени, а потом на спину и тихо, с ноткой безумия, рассмеялся. Я лежал, не думая ни о чем, пока не услышал конское ржание.

Глава 14 АКЦЕНТЫ РАССТАВЛЕНЫ

Я устало поднялся, взял ближайшую аркебузу наперевес. Светало, и лошадь, которую услыхал, должна была быть именно лошадью. Обычной кобылой или жеребцом под седлом либо с хомутом на шее. Да после сегодняшней ночи… я бы ничему не удивился, в том числе и коню, что захочет сожрать меня с потрохами.

Над притихшей округой снова раздалось ржание. Лошадь находилась где-то рядом, за дорожным поворотом; там, где на меня напал зверь-невидимка. Я не спешил навстречу, сюда тоже никто не торопился. По прошествии, наверное, получаса подхватил второй ствол и направился на разведку.

Утром мороз ушел, воздух наполнился сыростью. Снег еще лежал ровным белым покрывалом, но земля под ногами начала раскисать. Я старался держаться в двух шагах от обочины дороги, здесь под снегом больше высохшей травы и меньше грязи, и избегал смотреть в сторону крысоловов. Не поднимая глаз, осенил знамением край проселка с разбросанными человеческими останками. Вполне вероятно, что их ужасная смерть спасла меня, когда молился внутри защитного круга. Нечисть в облике девочки не смогла проникнуть внутрь, но кто знает, остановились бы перед огнем другие монстры, чье жадное чавканье отчетливо доносилось до меня сквозь шепот молитвы. Я поежился. Просто им не был нужен еще один кусок мяса.

До поворота с десяток футов. Если там люди, что скажу, как объясню свое присутствие около бойни? Притом вооруженным до зубов! Я опять, как ночью, решил продвигаться вперед вдоль опушки. На мокром снегу виднелись мои собственные следы, оставленные прежде.

Людей на дороге не обнаружилось, чему в нынешних обстоятельствах я был даже рад. У припорошенных холмиков — трупов наших коней — стояла еще одна лошадь. Оседланная пегая кобыла с понуро опушенной головой. Сделав несколько шагов, я был встречен очередным, теперь уже приветственным ржанием. Тряся головой и фыркая, лошадь скорым шагом направилась прямиком ко мне.

Возбужденное животное била мелкая дрожь. Прислонив стволы к осине, я взял кобылу под уздцы и, тихо приговаривая, погладил по морде. Лошадь успокаивалась на глазах. Ночью тоже натерпелась лиха, но как будто была цела и не загнана. Она для меня что дар небес, на двух ногах далеко не уйти.