Мыло распылялось на лобовое стекло, и машина вибрировала, когда струи воды ударяли по окну. Оливия оторвалась от моего рта и оглянулась через плечо. Я поцеловал её изящную шею и запустил руки в волосы, чтобы притянуть её к себе. Для Оливии всё выходило из-под контроля. Для меня же это было в порядке вещей. Девчонка сидела у меня на коленях, в юбке... на автомойке... всё складывалось как нельзя лучше. Но не с Оливией. Дальше всё пошло не так хорошо. Несмотря на то, что она была моей девушкой... и я любил её и мечтал увидеть обнаженной на мне, я не хотел забирать у неё то, что она не была готова отдать.
Удерживая за талию, я пересадил её на соседнее сиденье. Затем я вцепился в руль и вспомнил о моей двоюродной тете Ине. Тёте Ине было шестьдесят семь лет, и у нее были бородавки... огромные... противные... выступающие бородавки. Я подумал о её подбородке и волосах, которые торчат из бородавок. И это помогло. Я смог себя контролировать.
Оливия фыркнула на соседнем сидении.
— Почему ты всегда так делаешь? Мне было весело.
Я закрываю глаза и откидываюсь назад.
— Герцогиня, ты хочешь заняться сексом?
Ответ приходит быстро.
— Нет.
— Тогда какой в этом смысл?
Она задумалась.
— Не знаю. Все обжимаются. Почему мы просто не можем... ну ты знаешь?
— Нет, не знаю, — ответил я, поворачиваясь к ней. — Почему ты прямо не скажешь, что у тебя на уме?
Она покраснела.
— А мы не можем прийти к компромиссу? — прошептала она, не глядя на меня.
— Мне двадцать три. Я занимаюсь сексом с пятнадцати. Так что, думаю, я уже иду на компромисс. Если ты хочешь, чтобы с тобой я чувствовал себя пятнадцатилетним, то я этого делать не собираюсь.
— Я знаю, — сказала она поникшим голосом. — Извини, я просто не могу.
Ее голос прервал мой эгоистичный порыв. Во всем этом не было её вины. Я уже ждал целый год. Подожду и другой — это мое решение. Она этого достойна.
Я хотел её.
— Все эти обжимания — это просто медленный переход к сексу. Сначала руки, потом губы, а потом, прежде чем успеваешь что-то понять, начинаешь заниматься этим всё время.
Она покраснела.
— Как только начнешь, уже не сможешь остановиться. Это медленное продвижение к сексу. Так что если ты не готова к сексу, лучше не надо всех этих зажиманий. Вот и всё.
Я открыл бутылку воды, стоявшую в подставке для стаканов, и сделал глоток. Автомойка шумела вокруг нас, полоски мыльной резины шлепались о металл. И я чувствовал эти удары.
Она забралась обратно ко мне на колени.
— Прости меня, Калеб. Прости, я так запуталась.
Мои руки опустились на её талию.
— Ты не запуталась, ты просто сексуально сдержанная.
Она хихикнула. Это было так кокетливо и мило. Когда женщина издает такой звук, я не могу не улыбнуться.
Я посмотрел на её загорелые ноги. Всё, что мне нужно было сделать, это расстегнуть штаны, она уже была прямо на…
— Тебе стоит вернуться на свое сиденье, — мой голос был хрипловатым.
С виноватым видом она пересела обратно.
Несколько минут мы сидели в тишине, пока работали сушилки. Я смотрел, как капли воды, бежали по лобовому стеклу, а потом исчезали. Во что я себя втянул? Я влюбился в ту, которую не мог исправить. Мой тренер назвал меня фиксером
Я стиснул зубы. Может, поэтому у нас ничего не получалось. Она была слишком идеальна. Оливия же так прекрасно разбита. Тонкие трещины ее личности были скорее произведениями искусства, нежели недостатками. Я любил искусство с изъяном. Статуя Лоренцо рук Микеланджело с искривленной подставкой, предназначенной для укрепления ноги, отсутствующие брови у Моны Лизы. Недостатки так сильно недооценивают. А они могут быть прекрасны, если просто внимательно посмотреть.
Я знал, что обманываю себя, думая, будто смогу её исправить. Но было слишком поздно — я не знал, как остановиться. Она первая нарушила тишину.
— Хотела бы я знать, о чём ты думаешь, — произнесла она.
— Всегда есть возможность меня спросить, — я завёл мотор и поехал вперед. Она, как обычно, изучала мою руку на рычаге переключения передач.