— Джессика не хочет детей, — говорю я. — Никогда не хотела. Это своего рода камень преткновения между нами.
Она вытирает глаза рукавом и шмыгает носом. Так трогательно и мило.
— Но вы вместе. Какой смысл в ваших отношениях, если они никуда не ведут?
Я смеюсь и кончиком пальца вытираю слезинку с ее подбородка.
— В этом вся ты. Ничего не делаешь просто так. Вот почему с самого начала ты не давала мне шанса. Ты не видела себя замужем за мной, поэтому даже разговор об этом не заводила.
Она пожимает плечами и слегка улыбается.
— Ты не знаешь меня, дурачок.
— Нет, знаю. Ты заставила меня вывернуться наизнанку перед тобой, прежде чем согласилась хотя бы подумать о свидания.
— К чему ты клонишь, Дрейк?
— Джессика рассталась с кем-то, прежде чем переехала сюда. Я развелся. У нас двоих беспорядок в голове, и нам нравится быть вместе.
— И ты любишь трахаться, — говорит она.
— Да. Нам нравится трахаться. Ревнуешь?
Она закатывает глаза, но я-то знаю.
Темнеет. Скрываясь за деревьями, солнце прожигает дыру в небе, от чего все кажется желтым и оранжевым.
— Знаешь, — говорю я, наклоняясь над столом и беря её за руку. — У меня может быть секс с тысячей женщин, но ничто не сравнится с той ночью в апельсиновой роще.
Она выдергивает руку и поворачивается всем телом, чтобы посмотреть на закат. Я улыбаюсь, глядя на ее затылок, и начинаю собирать тарелки.
— Отрицание — мерзкая штука, Герцогиня.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Покажите мне вот это.
Он наклонился к блестящей стеклянной витрине и достал кое-что менее броское, чем предыдущее. Спустя какое-то время все обручальные кольца выглядят одинаково. Помню, когда я был ребенком, то произносил свое имя снова и снова, пока оно не начинало звучать как что-то непонятное, совсем нее похожее на имя. Он протянул через прилавок еще одно украшение, на этот раз чуть покрупнее. Оно лежало на подставке из черного бархата. Я поднял его и надел на мизинец, чтобы хорошенько рассмотреть.
— Три карата, абсолютно прозрачный. Бриллианты такой чистоты содержат мельчайшие вкрапления, которые практически невидны даже при 10-кратном увеличении, — сказал Томас. Самот.
— Оно прекрасно, правда. Но, думаю, я ищу что-то более… уникальное, — я отдал кольцо ему.
— Расскажите мне о ней, — ответил он. — Может быть, я смогу лучше понять, какое кольцо вам нужно.
Я ухмыльнулся.
— Она до ужаса независимая. Всегда отказывается от чьей-либо помощи, даже моей. Ей нравятся милые вещи, но она стыдится этого. Она не хочет выглядеть поверхностной. И она не такая. Боже, она очень проницательна… и знает себя. И она добрая. Только этого она не знает. Считает себя холодной, но на самом деле у неё очень доброе сердце.
Когда я взглянул на него, его брови медленно поползли вверх. Мы одновременно засмеялись. Я наклонился к прилавку и закрыл лицо руками.
— Что ж, вы абсолютно точно влюблены, — сказал он.
— Да, так и есть.
Он ненадолго отошел и вернулся с другим кольцом.
— Это из нашей эксклюзивной коллекции. Камень приковывает к себе все внимание. Но, как видите, все вместе выглядит достаточно оригинально.
Я взял кольцо. В центре кольца бриллиант овальной формы, вытянутый в ширину. Отклонение от нормы — мне уже кажется, что ей оно понравится. Присмотревшись, я заметил, что на ободке белым золотом выгравированы ветки и крошечные листья. Кольцо было похоже на те, которые были в моде в прошлом столетии. Современное и винтажное. Как Оливия.
— Это оно, — сказал я. — Оно идеально, учитывая то, что мы впервые встретились под деревом.
Я вышел из магазина и шагнул навстречу удушающей жаре. Жить во Флориде — значит ощущать, как будто ты постоянно окунаешься в миску с гороховым супом. Но сегодня меня это не заботило. Я улыбался. У меня в кармане лежало кольцо. Кольцо для Оливии. Люди могли подумать, что я сумасшедший, раз прошу выйти за меня девушку, с которой ещё ни разу не переспал. Вот почему я никому не рассказал о моих планах. Если моя семья и друзья не могли меня поддержать, то и знать им об этом совсем не обязательно. Мне не нужно заниматься с ней сексом, чтобы разобраться в своих чувствах. Она могла отказывать мне хоть каждый день до конца нашей жизни, но я все равно выбрал бы её. Вот как глубоко я в этом погряз.
У меня был план. Через шесть недель я попрошу Оливию — нет, я
Я набрал номер её мобильного, пытаясь сохранить голос спокойным.
— Привет, — выдохнула она.
— Привет, малышка.
После наших приветствий всегда была краткая пауза. Мне нравилось думать об этом, как о насыщении. Она однажды сказала, что каждый раз, когда произносит мое имя, у неё в животе просыпаются бабочки. А я ощущал щемящую дрожь в груди. Но эта боль была приятной — как сердечный оргазм.