Другого выхода не было, и, как бы я ни ненавидел и ни содрогался от мысли снова войти туда, я уже думал о втором святилище моего детства, которое также можно было бы осквернить в эту бесчестную ночь. В дальнем углу сада более чем в ста ярдах от дома маленькое декоративное озеро было вырыто на моей памяти. Его берега были покрыты откосным газоном и зарослями рододендронов, и среди рододендронов расположился крошечный сарай для лодок, который был моей детской радостью. Он состоял из небольшой пристани для шлюпки, в которой любой мог избороздить эти миниатюрные воды и пройти через кабину для переодевания, если он предпочитал принять утреннюю ванну среди золотых рыбок. Я не мог придумать более безопасное убежище, чем это, если нам придется провести ночь в окрестностях, и Раффлс согласился со мной, когда я привел его, скрываясь в кустарниках и на опасно открытом газоне, в миниатюрное шале между рододендронами и водой.
Но какая это была ночь! Маленькая кабинка для переодевания имела две двери: одна выходила на озеро, другая на тропинку. Чтобы слышать все, что происходит в окрестностях, нужно было лишь открыть обе двери и сохранять абсолютную тишину. Влажный ночной воздух апреля заполнил место и прокрался сквозь наши вечерние костюмы и легкие пальто прямиком в мозг; умственная пытка возобновилась и даже усилилась в моей голове; и все время я внимательно прислушивался к звукам с тропинки между рододендронами. Сначала единственные звуки, которые мы могли распознать, исходили исключительно из конюшен. Тем не менее волнение утихло раньше, чем мы ожидали, и даже Раффлс высказал сомнения в том, собирают они охотников или нет. Вскоре после полуночи мы услышали шум колес на дороге, и Раффлс, который начал разведывать ситуацию, скрываясь у кустарников, вернулся назад, чтобы сообщить, что гости уезжают и прощаются даже с какой-то безразличной радостью, которую он не мог понять. Я сказал, что тоже не понимаю их радости, но предположил, что на них влияет выпитый алкоголь, и позавидовал им. Я поднял колени к подбородку, расположившись на скамье, где обычно все сушились после купания, и сидел в напускной флегматичности, абсолютно противоположной тому, что испытывал внутри. Я слышал, что Раффлс вновь отправился на разведку, и отпустил его без лишних слов. Я даже не сомневался, что он снова вернется через минуту, поэтому прошло немало времени, прежде чем я заметил его продолжительное отсутствие и наконец и сам прокрался вперед на его поиски.
Даже тогда я лишь подумал, что он расположился снаружи, найдя более выгодную позицию для наблюдения. Я по-кошачьи прокрался вперед и выдохнул его имя. Ответа не последовало. Я отважился пройти дальше, пока не заметил газоны: они блестели, как чистые сланцы в звездном свете: не было ни одного признака живого существа поблизости, за исключением дома, окна которого все еще горели, но при этом там было довольно тихо. Было ли это молчание хитроумной и преднамеренной западней? Неужели они уже поймали Раффлса и теперь ждут меня? Я вернулся к лодочному сараю в агонии страха и негодования. Это был страх за все те долгие часы, что я просидел там, ожидая его; это было возмущение, когда, наконец, я услышал его тихие шаги на гравии. Я не вышел ему навстречу. Я оставался сидеть и ждал, пока шаги доносились все ближе, и так я и оставался сидеть, когда дверь открылась и в стальном рассвете передо мной показался огромный человек в костюме для верховой езды.
Я вскочил на ноги, и громадный человек игриво хлопнул меня по плечу.
– Извини, что я так долго, Банни, но мы не должны были уходить, в чем были. Этот верховой костюм делает меня новым человеком, на мой взгляд, и вот еще один набор юного жокея, который должен подойти тебе.
– Значит, ты снова забрался в дом?
– Я был обязан, Банни, но мне приходилось следить за огнями и еще дать им целый час. После этого я прошел через гардеробную без каких-либо затруднений; единственная трудность заключалась в том, чтобы определить, где находится комната сына в задней части дома, но в результате я все же разобрался с этим, как ты видишь. Я только надеюсь, что они подойдут, Банни. Дай мне свои ботинки, я наполню их камнями и утоплю в пруду. Я сделаю то же самое со своими. Здесь есть коричневая пара, и мы не должны позволять траве расти под ними, если хотим добраться до станции и сесть в ранний поезд, пока еще есть шанс.