Вор в ночи. Новые рассказы о Раффлсе

Я не думаю, что встала на колени тогда. Но боюсь, что я плакала; и это был конец. Он притворился, что ничего не замечает, а затем мгновенно все прекратил с пугающей легкостью, которая ужаснула меня тогда, но с тех пор при воспоминании об этом тот момент трогает меня больше, чем все остальное. Я помню, что хотела пожать ему руку в конце. Но только мистер Раффлс покачал головой, и на мгновение его лицо сделалось столь же печальным, сколь было галантным и веселым все остальное время. Затем он ушел тем же ужасным способом, как и попал внутрь, и ни одна душа в доме не знала, что он был там. И даже тебе он никогда не говорил об этом!

Я не хотела писать тебе о твоем собственном друге, которого ты знал намного лучше, чем кто-либо другой, но я должна была это сделать, ведь даже ты не знал, как благородно он пытался искупить тот вред, который нанес тебе. И теперь я думаю, что понимаю, почему он не поделился этой историей с тобой. Сейчас очень поздно – или рано – я, кажется, писала тебе всю ночь, поэтому попытаюсь объяснить тебе все, используя как можно меньше слов. Я обещала мистеру Раффлсу, что я напишу тебе, Гарри, и что увижусь с тобой, если найду в себе силы. Я написала тебе и действительно хотела увидеться с тобой, но не получила ответ на свое письмо. Это была только одна строка, и я давно поняла, что ты так и не получил ее. Я не могла заставить себя написать еще, и даже эти несколько слов я смогла лишь спрятать в одну из книг, которые ты подарил мне. Спустя годы эти книги, с моим именем в них, должно быть, были найдены в твоих комнатах. Я знаю это, потому что они были возращены мне кем-то, и ты никогда не открывал их, потому что там была и моя записка – в том самом месте, где я ее оставила. Конечно, ты никогда не видел ее, и это моя вина. Но было слишком поздно писать вновь. Мистер Раффлс считался утонувшим, и все уже стало известно о вас обоих. Но я все еще хранила ваш секрет. И по сей день никто больше не знает, что ты был одним из тех, кто пробрался в Пэлес-Гарденс, и я все еще виню себя, даже больше, чем ты можешь себе представить, за все, что произошло с вами с тех пор.

Ты вчера сказал, что твое участие в войне и ранение не изменили того, что было совершено раньше. Я надеюсь, что ты не терзаешь себя прошлым. Не мне оправдывать ваши поступки, но я знаю, что мистер Раффлс был тем, кем он был, потому что он любил опасность и приключения, а ты был тем, кем был, потому что любил мистера Раффлса. Но, даже признав, что все совершенное вами, было столь неправильным, насколько это возможно, – он уже мертв, а ты получил свое наказание. Мир прощает, даже если не забывает. Ты достаточно молод, чтобы отпустить все, что было. Твое участие в войне поможет тебе в этом. Ты всегда любил писать. Теперь у тебя есть достаточно материала, чтобы его хватило на всю оставшуюся литературную жизнь. Ты должен создать новое имя для себя. Ты должен, Гарри, и ты сможешь!

Полагаю, ты знаешь, что моя тетя, леди Мелроуз, умерла несколько лет назад. Она была моим самым лучшим другом во всем мире, и благодаря ей я сейчас распоряжаюсь своей жизнью согласно собственным желаниям. Я живу в новом многоквартирном доме, одном из тех, где делают все для тебя, и хотя моя квартира крошечная, мне здесь очень уютно. Каждый должен поступать так, как ему нравится, и ты должен винить именно это суждение за то, что я написала тебе. Но мне хотелось бы, чтобы ты понял, почему я так много сказала и действительно поделилась абсолютно всем. Это потому, что я больше не хочу слышать о чем-либо, что произошло в прошлом. Ты можешь ответить, что я ничем не рискую, говоря об этом! Тем не менее, если ты действительно захочешь навестить меня как старый друг, мы могли бы найти довольно много тем для разговора. Видишь ли, я и сама пытаюсь писать! Ты почти наверняка можешь догадаться об этом, глядя на это письмо – оно слишком длинное. Но, Гарри, если оно даст тебе понять, что один из твоих самых старых друзей был очень рад встретить тебя и будет еще более рад увидеть тебя вновь и поговорить с тобой обо всем, кроме прошлого, я перестану стыдиться даже длины этого письма!

Надеюсь увидеть тебя вновь, а пока до свидания, от …

____

Я не раскрыл ее имя, остальное я привел здесь с точностью. Разве я не сказал вначале, что ее имя никогда не должно быть запятнано связью с моим? И все же – и все же – даже когда я пишу, у меня есть надежда в глубине души, которая не вполне согласна с этим решением. Эта почти призрачная надежда все же есть у меня, от подобной дерзости с моей стороны мои руки задрожали, и мелкая дрожь передалась ручке, которую я сжимаю в пальцах. Но если эта надежда все же оправдается, я буду должен больше, чем мог бы заслужить за столетия искупления, тому, кто уже искупил свою вину более благородно, чем я когда-либо смогу. И подумать только, что я до самого конца так никогда и не услышал ни слова об этом от Раффлса!