Я устроился в кресле поудобнее, надеясь, что, может, на сей раз пойму, что происходит на экране. Я смотрел эту картину уже раза три, а то и четыре, но так ни разу и не уловил сути. Каждый пытается кого-то одурачить, а когда Дженнифер Джонс начинает свои речи со слов «честно говоря», то уж наверняка знаешь, что врет и не краснеет. Однако ничего, кроме этого, мне ни разу понять не удавалось, в том числе и сюжета. Может, хоть на этот раз будет по-другому.
Минут пять-десять спустя я ощутил чье-то присутствие в проходе между рядами. Не отрывая глаз от экрана, где в это время Морли и Лорре почти соприкасались головами, я старался расслышать приближающиеся шаги. Но не уверен, что расслышал, как она подошла. Я просто угадал, почувствовал это неким сверхъестественным шестым чувством, и от этого узнавания пульс убыстрился и стало трудно дышать.
А она уже опускалась в соседнее кресло. Я по-прежнему не отрывал глаз от экрана. На секунду к моей ноге прижалась нога, затем отодвинулась. Рука опустилась в пакет с попкорном и коснулась моей руки, прежде чем набрать пригоршню хрустящих хлопьев.
Я смотрел фильм и слышал, как она жует попкорн.
Затем раздался настойчивый шепот:
— Ты был прав, Берн. Это не попкорн, а просто наркотик какой-то…
Люди вокруг нас кашляли и шелестели программками. Я приложил палец к губам и покосился на Кэролайн, которая тут же скроила виноватую рожицу.
И вот, сидя бок о бок, мы жевали попкорн и смотрели кино.
На выходе контролер одарил меня широкой ухмылкой, а тип с козлиной бородкой одобрительно выставил большой палец.
— Они счастливы за меня, — сказал я Кэролайн. — Как это все же трогательно, не правда ли?
— О, просто замечательно! — откликнулась она. — Типично нью-йоркская черта, греющая душу и сердце. А представляешь, что было бы, узнай они, что ты две ночи подряд провел у меня в квартире?
— Ради бога! — взмолился я. — Тогда они, чего доброго, начнут интересоваться, собираюсь ли я сделать из тебя честную женщину.
На противоположной стороне улицы, возле кафе, прямо на тротуаре расставили столики, и, поскольку вечер выдался на удивление приятный и теплый, мы решили немного посидеть. Я заказал себе капучино, Кэролайн потребовала кофе «а ля Лукреция Борджиа». Название наводило на мысль, что оно отравлено, но напиток оказался их фирменным и представлял собой кофе эспрессо с капелькой рома и целой горой взбитых сливок и тертого шоколада сверху. Кэролайн объявила, что кофе просто отличный, и предложила мне попробовать, но я отказался.
— Ну хоть глоток! Ты не опьянеешь.
— Кто мы будем такие, — ответил я, — если станем отступать от своих принципов?
— Что ж, это делает тебе честь, — сказала она. — Боюсь только, пока это закончится, ты окончательно потеряешь форму. Лично мне кажется, я уже начала ее терять.
— С чего это?
— Ну, вот, к примеру, сегодня: просидела в лавке, пока не дочитала «„А“ как поезд», потом, после закрытия, пропустила всего одну рюмочку в «Бам Рэп» и, богом клянусь, даже не почувствовала, а потом очень плотно пообедала в индийском ресторане и все равно должна сознаться, что ни черта не поняла в этом фильме.
— Его вообще никто не понимает, — утешил ее я. — В этом «Победить дьявола» они вообще, похоже, придумывали все по ходу съемок. И к тому же явно были не прочь пропустить рюмочку перед началом работы. И ничуть не боялись потерять при этом форму, вся их честная компания.
Мы еще немного поговорили о фильме, а потом я коротко пересказал ей содержание предыдущей картины, «Короля подпольного мира», и она очень сокрушалась, что пропустила ее.
— Правда, она понравилась бы мне гораздо больше, — заметила она, — если б в конце его не убили. Ты ведь меня знаешь. Обожаю, когда хеппи-энд.
— Но в «Короле подпольного мира», — сказал я, — никакого хеппи-энда бы не было, если б его не убили. Впрочем, я тебя понимаю. Может, именно поэтому сперва показывают более старую картину. В поздних фильмах Богги норовит остаться в живых. Может, потому, что он уже стал настоящей звездой.
— Резонно. Что толку становиться звездой, если в конце тебя все равно прихлопнут?.. — Она продолжала попивать свой роскошный кофе. — А я принесла тебе твою сумку.
— Вижу.
— Рэй заходил. И знаешь, был так со мной мил, что я даже запсиховала. Это он торчал тогда у тебя в подъезде. Но, наверное, он и сам уже тебе сказал.
Я покачал головой:
— Я как-то не спрашивал.
— Ладно, не важно. Как бы то ни было, но больше он там не сидит, вот я и подумала, что ты наверняка захочешь переночевать дома. И принесла тебе твое барахло. Нет, не подумай, я вовсе не выгоняю тебя, Берн! Хочешь и дальше ночевать у меня, пожалуйста. Я заберу сумку. Или вместе отнесем.
— У меня сегодня еще одна встреча. Довольно поздно.
— О…
— Так, значит, это Рэй сидел в подъезде. А кто был в машине, на улице?
— Не знаю, не спросила.
— Может, пара других полицейских или какие-то совершенно посторонние люди, которым я вовсе не интересен?.. — Я задумчиво нахмурился. — Или все же интересен?
— Решено, ночуешь у меня. Ну что ты ломаешься, Берн? Не дури.
Я взял у нее сумку и придвинул поближе к себе.