– Нет, бою на конфетах меня никто не учил, – покачал головой Лю-Цзе. – Но разве не написано: «Съешь еще одну, испортишь аппетит»?
– Хочешь сказать, что еще одно кофейное зернышко в шоколаде ты бы есть не стал? Вот прям так, взял бы и отказался?
– Взял бы и отказался.
Сьюзен посмотрела на дрожащую Едину.
– Слушай, а может, у тебя что-то со вкусовыми сосочками?.. – спросила она.
И вдруг почувствовала, как ее дернули за руку, резко увлекая прочь.
– Вы, двое, спрячьтесь за той телегой и бегите по моему сигналу, – сказал Лю-Цзе. – Быстро!
– А какой будет сигнал?
–
Лю-Цзе проводил их взглядом. Потом взял в руки метлу и вышел на самую середину улицы, заполненной серыми фигурами.
– Прошу прощения? – окликнул он. – Могу я попросить уделить мне немного внимания?
– Что он творит? – спросила Сьюзен, спрятавшись за телегой.
–
– То есть приказывать будут они, – констатировала Сьюзен.
–
– Да. Этому они научились у людей. Аудиторы не привыкли к тому, чтобы им приказывали. Их нужно убеждать.
–
– Что он сделал? Что он сделал?
–
– Отлично! – Сьюзен даже подпрыгнула от радости.
–
Страх, гнев, зависть… Эмоции делают тебя живым – на краткий миг перед смертью. Толпа серых фигур отступала под натиском клинков. Их были миллиарды. И сражались они по-своему. Пассивно, коварно.
– Бессмысленно! – закричал Чума. – Они даже простудиться не могут!
– Ни души, чтобы проклясть, ни зада, чтобы дать пинка! – воскликнул Война, рубя в капусту окружающую его серую массу.
– Они испытывают голод, – сообщил Голод. – Только я никак не могу разобрать какой!
Они осадили коней. Серая стена зависла на расстоянии, потом снова двинулась на них.
– ОНИ СОПРОТИВЛЯЮТСЯ, – сказал Смерть. – НЕУЖЕЛИ НЕ ЧУВСТВУЕТЕ?
– Лично я чувствую только одно: мы сделали очень большую глупость, – ответил Война.
– И ОТКУДА ПОЯВЛЯЕТСЯ ЭТО ЧУВСТВО?
– По-твоему, они могут влиять на наше сознание? – спросил Чума. – Но мы Всадники! На нас нельзя повлиять!
– МЫ СТАЛИ СЛИШКОМ ПОХОЖИ НА ЛЮДЕЙ.
– Мы? На людей? Не смеши…
– ПОСМОТРИ НА МЕЧ В СВОЕЙ РУКЕ, – посоветовал Смерть. – НИЧЕГО НЕ ЗАМЕЧАЕШЬ?
– Меч. Очень такой мечеподобный. А что?
– ПОГЛЯДИ НА ЛАДОНЬ. ПЯТЬ ПАЛЬЦЕВ. РУКА
Трое Всадников явно забеспокоились, занервничали.
– Это исходит от них? – спросил Война.
– ДА. ЭТО СТРАХ И НЕНАВИСТЬ, КОТОРЫЕ МАТЕРИЯ ПРЕДНАЗНАЧИЛА ДЛЯ ЖИЗНИ. А ОНИ НОСИТЕЛИ ЭТОЙ НЕНАВИСТИ.
– Тогда мы бессильны, – развел руками Чума. – Их слишком много!
– ТАК ДУМАЕШЬ ТЫ? ИЛИ ВСЕ ЖЕ ОНИ? – резко осведомился Смерть.
– Они все ближе и ближе, – сообщил Война.
– ЗНАЧИТ, БУДЕМ ДРАТЬСЯ, ПОКА ХВАТИТ СИЛ.
– Четыре клинка против армии? Ничего не получится!
– НЕСКОЛЬКО МГНОВЕНИЙ НАЗАД ТЫ СЧИТАЛ ИНАЧЕ. КТО ГОВОРИТ ЗА ТЕБЯ? ЛЮДИ МНОГО РАЗ ПРОТИВОСТОЯЛИ НАМ И НИ РАЗУ НЕ СДАЛИСЬ.
– Да, – согласился Чума. – Но с нами они всегда могли надеяться на прощение.
– Или на перемирие, – добавил Война.
– Или на… – начал было Голод, замялся и наконец выпалил: – Дождь из рыб?.. – Он заметил выражение их лиц. – Однажды это правда случилось! – вызывающе добавил он.
– ЧТОБЫ В САМЫЙ ПОСЛЕДНИЙ МОМЕНТ ТВОЯ СУДЬБА ВДРУГ ИЗМЕНИЛАСЬ, НУЖНО ПРОЖИТЬ ЕЕ ДО САМОГО ПОСЛЕДНЕГО МОМЕНТА, – ответил Смерть. – МЫ ДОЛЖНЫ СДЕЛАТЬ ВСЕ ВОЗМОЖНОЕ.
– А если ничего не получится? – спросил Чума. Смерть подобрал поводья Бинки. Аудиторы были уже совсем рядом. Смерть мог различить отдельные, но абсолютно идентичные лица. Убей одного, и на его месте встанет дюжина.
– ЗНАЧИТ, БУДЕМ ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО МОЖЕМ, – сказал он, – ПОКА МОЖЕМ.
Облаченный В Белое Ангел, сидя на своем облаке, лихорадочно листал книгу.
– О чем они там говорят? – спросила госпожа Война.
– Не знаю, не слышу! Проклятье, эти две страницы слиплись! – воскликнул ангел, безуспешно царапая их пальцами.
– А все потому, что он отказался поддеть фуфайку, – твердо заявила госпожа Война. – Хотя я ему…
Она вынуждена была прерваться, потому что ангел вдруг сорвал с головы нимб и принялся пилить им края слипшихся страниц, рассыпая искры и издавая скрежет, словно кошка скользила вниз по классной доске.
Снова залязгали страницы.
– Так, посмотрим… – Он прочел только что открытый текст. – Сначала то… Потом это… О…
Он замолчал и повернул бледное лицо к госпоже Войне.
– Ой-ей, – сказал он. – У нас большие неприятности.