Ворчание ездового пса-2

Мне очень повезло, что в приснопамятные лихие 90–е я имел постоянную привычную работу на одном и том же месте. Теперь это видится – как в раю…

Почитал я блоги «друзей» этого хохляцкого Олега, особенно зарубежных… такая пурга… Нет, спорить с ними бесполезно.

А ведь в друзьях у него Денис и Летчик Леха. Ну, еще Гарнаев. Почитал я разочарованного Гарнаева – гонит ту же пургу; Арабский Летчик – заведомо. Леха молчит. Денис сомневается.

А мне, 70–летнему старику, утратившему уже объективный взгляд на жизнь, надо вообще заткнуться. Тот же Гарнаев пишет, что, мол, с высоты возраста думаешь: как банально! это уже было!

Надя пришла с работы вся распаренная и уставшая от жары. Душ слегка ее освежил… а как раз же выключили свет. И мы с пяти до семи валялись без дела, болтая о политике.

Дали свет – я бросился к компьютеру, набрал сайт универа, нашел свежий приказ о зачислении и приложением к нему – списки. Ну, весь список зачислили. Юлька так и осталась десятой в списке зачисленных на факультет «Строительство уникальных зданий и сооружений», на бюджетной основе.

Позвонил Юльке, поздравил; она вяло поблагодарила: «да я ж и так знала…» Ну, рыбья кровь… или кокетничает. А мы с Надей налили вина и с величайшим удовольствием обмыли это событие, за которое внучка так билась последние три года.

Заянов прислал горестное письмо: разбился их лучший пилот–инструктор, на новеньком итальянском самолетике. Демонстрировал на каком‑то шоу полет на малой скорости… и на предельно малой высоте, да еще над лесом. Видать, двигатель чихнул – на видео хорошо видно мгновенное сваливание: полвитка штопора – и отвесно в землю.

Что ж: такова цена всех этих зрелищных трюков. Лети он на высоте 200 метров, да еще не над деревьями, – привел бы в действие спассистему, остался бы жив.

Что такое полет на предельно малой скорости, с выпущенными закрылками и предкрылками? Это полет на газу. Малейшее падение тяги, малейшая потеря скорости приводит к срыву. Либо перетягивание ручки. Видно было, как он над лесом вроде чуть стал снижаться, а потом выровнял – и вот здесь мог перетянуть.

Пилот должен отдавать себе в этом отчет и предпринимать меры безопасности. А так – земля пухом…

Под Новосибирском разбился Як-52. По непроверенным сообщениям, инструктор, бывший военный летчик, учил летать 16–летнюю девочку. Оба погибли.

Аналогично в свое время погиб Петр Грушин на автожире, катая 16–летнего паренька. Авиация бесстрастно и по–хозяйски берет свои жертвы.

Упал в Кировской области самолет–амфибия Л-44 с четырьмя пассажирами на борту. Летели парой из Самары, после ремонта, на рыбалку на Кольский полуостров, и одна машина на глазах у другой свалилась. Пока ищут.

Что за самолетопад нынче. Но я отношусь к этому философски. Полет в небе опасен. Для меня все эти случаи лишь подтверждение того, что малая авиация потихоньку возрождается.

По катастрофе Як-52 в Бердске есть информация, что на взлете отказал двигатель и в развороте свалились. Ну, специалисты расследуют. Предполагают срыв и сваливание на развороте при отказе двигателя после взлета.

По Л-44 вероятная причина – ухудшение состояния здоровья пилота, кстати, главного конструктора этого самолета. Может, сердце отказало. Самолет нашли. Все погибли.

Все меньше и меньше пишу я в дневнике, все больше пропускаю мыслей и рассуждений… из‑за элементарной лени писать. Налицо явная деградация личности. И как бы я ни бился над тем, как искусственно остановить или хотя бы замедлить этот процесс, – он необратим.

Ощущение того, что главная жизнь прожита, а та, что еще поталкивает в бока, – является только раздражающей и не стоящей внимания разновидностью физического существования, – вот это ощущение обволакивает, и руки просто опускаются.

И никто никогда не сможет меня понять. Будут думать, что это у меня болячки, что это усталость, что это отсутствие увлечений, что привычная скука… но что все это еще можно чем‑то заменить, отвлечь, развлечь, увлечься…

А мне как‑то все равно. Старость физическая уже властно вторглась и сгибает; старость умственная все чаще и явственнее проявляется – забывчивостью, блаженной созерцательностью, сентиментальностью, просто ленью и опусканием. Надя видит это и старается меня подтолкнуть и устремить; я вяло отбрыкиваюсь. Для того, чтобы сделать дело, уже приходится себя ощутимо пересиливать и нагибать, со стонами.

Таки явно круче стал уклон жизни, он уже приближается к откосу. Тяну до семидесяти, чтоб хоть от людей не стыдно было. На восьмом‑то десятке можно найти оправдание уже любому капризу, это понятно. А в общем… грустно.

Уже надо реально смотреть на вещи. Задумываться о новом автомобиле, к примеру, смешно. С такими темпами деградации я года через три сам оставлю руль, из простой лени, не говоря уже об опаске не вписаться в ритм движения.

Что‑то новое строить уже нет сил. Дома скоро назреет косметический ремонт… я думаю об этом с содроганием.

К счастью, корреспонденты от меня отстали; писем практически нет. На Прозе еще есть какой‑то интерес… он скоро тоже заглохнет.

Пить водку в застолье не тянет.