Вот еще пока не пропадает интерес к езде за рулем, даже иной раз хлестнет под хвост желание рвануть под 160… как странно.
Еще пока интересуюсь кругами, расходящимися от моих опусов. А вот всяческие экранизации, премии и шоу меня уже не колышут; да я так и прогнозировал. Сценаристы от меня отстали. В общем, раз интерес к Ту-154 пропал – кому интересен тогда и Ершов?
Стал равнодушен к одежде: чуть не круглый год ношу одну футболку и джинсы на подтяжках, а на ногах старинные сандалеты, купленные еще в середине 90–х. Мучительно стало ездить по магазинам и искать себе новую обувь и одежду.
Надя уже вслух говорит, что я занимаюсь только собой, ревниво слежу за здоровьем, часто меряю давление, пью горстями таблетки, берегу себя от эмоций и не общаюсь; больше ничего меня в этой жизни не интересует. И я с нею почти согласен.
Еще пока интересует политика: а шо там у Грецие. То есть, интерес к жизни совсем уж так не пропал, но – созерцательный.
Думается, с таким моим отношением к жизни, она завершится где‑то на восьмом десятке. Старше и дряхлее я представить себя не могу и не хочу. Думается, истраченное в полетах здоровье иссякнет через несколько лет. Как вон Витю подкосила подагра – Оксана только качает головой: суставы распухшие, пальцы скрючены, ноги разрушены… А какой был богатырь.
Отец мой умер от рака, сестра тоже. Оба в старости были малоподвижны; это мне пока не грозит, хотя сидеть я стал гораздо больше, а после упражнений с травокосом и спина, и ноги, и плечи хорошо чувствуются. Но наследственная предрасположенность к раку налицо. Так уж, может, лучше выкинуть на фиг эти Оксанины сердешные таблетки и умереть на ходу, от тромба там, или от инфаркта.
Быстро умереть не страшно: раз – и ты уже на небесах. Страшно умирать долго и мучительно, понимая, какие страдания ты приносишь родным и близким.
Вот такие невеселые мысли все отчетливее посещают усыхающий моск головы.
Денис Окань сообщил в своем ЖЖ, что его снова уговорили на высокую командную должность, и он согласился только для того, чтобы попытаться претворить в жизнь в Глобусе почерпнутую в Катаре передовую философию управления авиакомпанией, чтобы хоть в одной авиакомпании России люди работали строго по правилам.
Высокое стремление… и дай бог, чтобы у него что‑то получилось. А то ведь он последнее время постоянно испытывал желание бросить все и умотать за рубеж.
Вчера в семь вечера вернулись из Енисейска. Впечатления от праздника ветеранов очень сильные, мы получили мощный эмоциональный заряд. Пытаться описать… бесполезно: не передашь словами. Объятия и поцелуи, возбуждение, как у бывших школьников, встретившихся через двадцать лет после выпускного… но это были седые дедушки и бабушки, не видевшиеся более сорока лет…
Фильм об истории предприятия, масса фотографий по стенам, торжественные речи, прекрасный концерт, массовое фотографирование трех сотен людей на крыльце ДК, потом банкет в трех залах…
Единственно… на банкете мне Расковы пытались сделать рекламу… пришлось встать и раскланяться перед публикой; после этого чувствовал себя неловко в присутствии сотни подвыпивших гостей за столами, хотелось поскорее уйти. Но Надя явно была довольна и благодарила Расковых за пиар.
Все свободное время провели с Расковыми и Наташей Ковальчук. Уж они перед нами выговорились; мы только изредка вставляли слово.
На второй день была еще узкая, очень теплая встреча: чисто уже летчиков с женами, в небольшом ресторанчике. Мы посидели за столом часок; третий тост был мой – традиционный: за безопасность, профессионализм и за любовь тех, кто нас ждал и дождался. Ну, получил порцию славословия. Дождались, когда торжественное мероприятие перетечет в обычную аэрофлотскую пьянку, и распрощались в самое время: когда люди уже нагреты до самого пика сердечности, но еще отдают себе отчет. После дружеских объятий и пожеланий сели в машину и тихо покатили домой.
Машина под рукой – очень удобно… только ж не пей за рулем. Изъездили с Расковыми Енисейск вдоль и поперек, с трудом узнавая старые места. Город очень изменился; сейчас его готовят к празднованию 400–летия, он как памятник старины находится под эгидой ЮНЕСКО… все улицы заасфальтированы, кругом светофоры…
Нет, очень сильные впечатления. Ночью в гостинице не могли уснуть от перевозбуждения… да и одни ли мы. И только дорога, прекрасная лесная дорога как‑то плавно успокоила, охладила и умиротворила. Кругом по обочинам стояли машины с грибниками, горы грибов – на прицепах, на капотах…
Купили мы по пути три ведерка лисичек и под начавшийся дождик все неслись и неслись по мокрому пустынному асфальту. Ближе к городу дождь полил сильнее, машин с грибниками из ближайших лесов вливалось в дорогу все больше, а на въезде в город они плыли уже густым потоком, взметывая грязную воду и глубоких луж.
Как оказалось, в этот день центр Красноярска вообще залило – даже по всероссийскому телевидению показали. Но мы живем на окраине и добрались до дома свободно.
Вечером я едва дотянул до десяти, задремывая перед телевизором. Спал как убитый.