Ворчливая моя совесть

Они обернулись. «Э, да это же тот, с «мерседеса»! — узнал Бондарь. — Глянцевая лысина, сизый румянец…» «Неужели мы с Бондарем на него похожи? — подумал Бронников. — На этого самовлюбленного старпера?..»

— А мы пьем водку! — заявил Гловачек. — И прямо из фужеров! И после первой не закусываем! Спасибо, товарищ, за внимание, — добавил он холодно.

Опомнившись, слегка нахмурясь, официант быстро отошел в сторону и застыл там, с салфеткой через руку, в ожидании дальнейших распоряжений.

— Хороший парень, — кивнул на него Гловачек, — явно хорошо относится к нам, к русским, а выразил это уродливо, бестактно. Что вы хотите, наследие многолетнего холуйского восхищения Западом — неприязнь к господам и одновременно почитание их. Это и атавизм своего рода… Австро-венгерская империя долго у нас еще отрыгаться будет. Но, — он снова кивнул на официанта, — если взглянуть, так сказать, в корень — парень неплохой и явно нам симпатизирует… Остается ему еще и поумнеть немного.

Гловачек говорил громко, очень громко, официант не мог не слышать его, но и бровью не повел, еще прямее стал, даже назад выгнулся, оторопело всматриваясь в пространство над ресторанными столами.

Гловачек разлил.

— Ну!..

Уже в первые минуты встречи за смехом и шутками Гловачека, за шумливостью его можно было без большого труда разглядеть еще нечто. Ум, проницательный, трезвый ум светился в его смеющихся глазах, и темные складки по обе стороны тонкогубого, прямого рта, похожие на жабры, говорили о непоколебимом упорстве. Потому-то все его шуточки, хлопки по плечам и прочее воспринимались только как верхушка айсберга, плавящегося под лучами солнца. Гловачек, однако, и сам не счел нужным продолжать без конца роль рубахи-парня. Бутылка «пшеничной» — они так и не перевалили через треть ее, — скорее всего, являлась частью обязательного в таких случаях ритуала.

— Там, среди снегов и болот, — говорил Гловачек, — сверлите вы земную хлябь, ищете, ищете… И вот уже течет по стальным жилам «вассермановских» труб, течет по всей Руси великой, течет, течет нефть! И вот она уже здесь! Здесь! — постучал он себя кулаком по сердцу. — Здесь, в иной земле! В иной! И здесь она превращается… И это уже я делаю! Вы понимаете, что происходит? Начало новой эпохи! И открываем ее мы — мы втроем. Вы и я. Мы с вами символы миллионов… Их ведь тоже трое было, там, в космосе, — показал он на потолок, — и тоже двое советских, один — мой земляк. А перегрузки — для всех одинаковые. Пе-ре-груз-ки… — произнес Гловачек с усилием. — Увы, без них невозможно движение вперед. Перегрузки… Смотрите, этот снимок сделан оттуда! — Он торопливо достал из бумажника небольшую фотографию. Тонкой извилистой морщинкой извивалась по серой плоскости ее… — Узнаете? Специально для вас раздобыл!

— Так это же… наша река! — воскликнул Бронников. — Наша!

— Узнал? — рассмеялся Гловачек. — Да, это ваша река. А это — в стороне — ее древнее, тектоническое русло. Смотрите, какие специфические структуры угадываются. Видите?

Бондарь чуть ли не силой отнял у Бронникова фотографию. Ему тоже не терпелось полюбоваться запечатленным со звездных высот полем их деятельности. Эти разломы, подсекающие реку в тех местах, где она текла когда-то. Когда-то… Только оттуда, из черной бездны космоса, и можно было их различить. Само минувшее, глубинные горизонты литосферы просвечивали сквозь ставшие как бы прозрачными мягкие, верхние слои земли. Бронников вновь, не без боя, вернул себе фотографию, выхватил блокнот, авторучку, стал было что-то чертить, поглядывая на фото, подсчитывать, но, смущенный смехом Гловачека и Бондаря, спрятал блокнот — заодно с фотографией — в карман и, напряженно улыбаясь каким-то потаенным мыслям, разлил водку.

— Да, да! — возбужденно говорил Гловачек. — Мы, мы, а никто другой создаем завтрашний день планеты. Сеть электролиний и нефтепроводов, сеть экономических связей… Это же кровеносная и нервная система будущего мира! Возникает родство материков, континентов, неотвратимая необходимость их друг в друге. Будущий мир… Уже готова вчерне ЭВМ его мозга. Он мыслит уже, мыслит! И сегодня, уже сегодня, в невероятных нравственных испытаниях кристаллизуется его совесть! — Гловачек прерывисто вздохнул, перевел острый взгляд с Бронникова на Бондаря, ища в их лицах, в их глазах отклика, ответа.