Его светлость был (почти) совершенно — ладно, может, лишь
— Эти Ворчуны — прекрасные люди, — произнёс Роддерс Лэзенби. — Грубые, неприветливые, отзывчивые до неприличия. Всем сердцем их ненавижу!
Ему вспомнилось, как его бросили связанным на корабле, затем отвели в участок, отдали под суд, публично унизили и, наконец, упрятали в тюрьму.
— И я, — шёпотом признался Облом, потирая затылок.
На самом деле непутёвые брат с сестрой попали в тюрьму из-за своего преступного образа жизни, но таким бандитам, как они, нравилось обвинять
Ещё целый час узники злобно бормотали себе под нос проклятия, адресованные мистеру Ворчуну, миссис Ворчунье и их сыну Лучику, пока сон, наконец, не взял своё.
На следующее утро они вернулись к обсуждению заклятых врагов и разработали план. Твинкл внимательно прислушивался к разговору. Все четверо — пятеро, если считать Монти, — решили не ныть попусту, а попробовать устроить побег (причём не ради того, чтобы сменить имена и перебраться в соседнюю страну, навстречу новой жизни, а ради МЕСТИ) и выследить злополучную семейку Ворчунов.
Лорду Великанну нравилось слово «МЕСТЬ». В нём была чудесная буква «Т», похожая на шпагу, которой ему отчаянно хотелось бы кольнуть Ворчунов в мягкое место.
Твинкл ни слова не сказал про Ворчунов за всё время беседы, но трое его сокамерников не смели обсуждать план побега без этого грозного здоровяка. Они просто обязаны были предложить сбежать вместе. Вряд ли Твинклу понравится, если они выберутся на свободу без него. А разве можно насолить такому человеку, как Твинкл? Никто не рискнул бы его обидеть. Мало того, при побеге его недюжинная сила не помешала бы. Роддерс Лэзенби втайне побаивался мистера Ворчуна, а что уж говорить про ОБОИХ супругов! От них добра не жди.
Впрочем, первым делом заключённым предстояло сбежать. И, поверьте мне, они сбежали.
Наутро после побега заключённых ни о чём не подозревающий мистер Ворчун принимал ванну. (Не переживайте, я непременно поделюсь с вами всеми деталями, но я же не обязан рассказывать историю по порядку! И бороду отпускать не обязан. Но мне захотелось, я взял и отрастил.) Мистер Ворчун привык мыться в старой жестяной ванне в фургончике, но сейчас она была занята, и
На само поместье жалко было смотреть. Вот уже много лет оно оставалось красивым снаружи и пустым внутри: от полов отодрали почти все доски и пустили их на топку камина. Теперь же дом и снаружи выглядел хуже некуда, а почему — узнайте в книжке «Ворчуны в беде!» (если вы её ещё не читали).
В это морозное утро мистер Ворчун подошёл к бочке, ступая босиком по снегу, снял с неё корку льда идеальной круглой формы и забрался в холодную воду. В такой воде невозможно было не з-з-задрожать. Под ногами что-то шевелилось. Впрочем, лето уже прошло, и в бочке не плавали личинки комаров. (Прежде чем вырасти в писклявых, кусачих, летающих насекомых, комары проводят детство в обличье отвратительных водоплавающих червештучек — впрочем, родители комариков их, наверное, любят.)
— Ты что здесь делаешь, муженёк? — насмешливо спросила миссис Ворчунья.
— Что я здесь делаю? Что я
— В такой маленькой бочке ТЕБЕ не спрятаться, пиццерезка! — хмыкнула миссис Ворчунья.
— Бобина!
— Рогозуб!
— Старьёвка!
— Мотоцикл!
— Коляска! — выдохнул мистер Ворчун и запнулся. Как так вышло, что разговор зашёл о мотоциклах и колясках?..
— Одевайся, — приказала миссис Ворчунья.
— С чего бы это? — поинтересовался мистер Ворчун.
— У нас гость, — объяснила миссис Ворчунья, а потом развернулась и потопала по снегу обратно в ту часть сада, где обычно стоял их фургончик.
Мистер Ворчун заметил, что миссис Ворчунья тепло оделась — мало того, что три кофты нацепила, так ещё и в шарф закуталась, но уютным сапогам всё равно предпочла свои любимые тапочки-кролики. Он удовлетворённо вздохнул и принялся намыливать подмышки. (Честно говоря, мыла у него не было. Ему не удалось его найти, так что пришлось воспользоваться куском сыра чеддер в форме мыла.)