Воришка Мартин

Устроившись поудобнее возле Гнома, он стал ждать. Но у времени нет конца, и то, что прежде казалось целью, обернулось серой безнадежностью. Он попытался подключить разум, но там не нашлось ни тепла, ни надежды, одни лишь бескровные рассудочные тени. Губы зашевелились, бормоча:

— Меня спасут. Меня спасут.

Время шло, он давно уже позабыл, о чем думал. Солнце опускалось в воду. Он тяжело поднялся, побрел к канаве с водой и напился. Красная полоса вдоль берега лужи стала шире. Он это заметил.

— Надо что-то придумать с водой.

Эхо послушно подхватило слова.

Он оделся, как для сна, и обернул ноги серым свитером. Между скалой и ногами пролегла мягкая ткань, словно ковер на каменных плитах собора. Дурацкое ощущение, которого не бывало нигде больше, особенно в этих нелепых, якобы средневековых, туфлях почти без подошв — Майкл их придумал. Да и акустика здесь скверная — слышно одно лишь «уа-уа-уа» под высокими цилиндрическими сводами, будто качается невидимый маятник.

— Тебя совсем не слышно, ни слова не пойму. Чуть громче. Давай, старайся… Нет, все равно не слышу…

— Еще раз? Медленнее?

— Только не медленнее! Громче! Ну, на сегодня все, ребятки. Погоди, Крис. Знаешь, Джордж, тут у Криса не выходит…

— Дай ему шанс, старина. Что, Крис, не твое это?

— Я справлюсь, Джордж.

— В другой роли он лучше будет, старина. Крис, ты актерский состав видел? У тебя еще вторая роль, и… Впрочем…

— Но Элен не…

— А при чем тут Элен?

— Она не говорила, что…

— Состав подбираю я.

— Конечно, Пит, старина. Само собой.

— Крис, у тебя роль Пастуха и вторая — один из Смертных грехов. Как думаешь, Джордж, Смертный грех в исполнении Криса?..

— Еще бы, старина, конечно.

— Знаешь, Пит, после всего, что я для тебя сделал, просить меня играть…

— Две роли? У всех у нас по две роли, у меня тоже. Так что, Крис, грех тебя дожидается.

— Какой именно?

— Вот сам и выберешь. Эй, Джордж, как думаешь, лучше ведь, если наш Крис сам выберет грех себе по вкусу?

— Конечно, старина, ясное дело.

— Прю как раз костюмы готовит, сходи взгляни, там, в склепе…

— Но к вечернему спектаклю…

— Давай, Крис, представление продолжается. Джордж, не хочешь взглянуть, что выберет Крис?

— Хе-хе, пожалуй. Да, хочу! Ей-богу, хочу… Пошли, Крис.

— Не знаю, я…

— Вперед, Крис, мы за тобой.

— Знаешь, Джордж, странное ощущение в ногах, когда на каменном полу ковер. Мягкий, дорогой, а под ним будто скала… Вот они, Крис, все перед тобой. Ну как?

— Как скажешь, старина.

— Как насчет Гордыни, Джордж? Тут и маска не нужна, чуть стилизованный грим — и порядок.

— Послушай, Пит, если я играю две роли…

— А Гнев, Джордж?

— А Зависть, Пит?

— Я бы попробовал Праздность, Пит.

— Нет-нет, не Праздность. Может, спросим Элен, Крис? Я всегда прислушиваюсь к советам жены.

— Спокойно, Пит.

— А как насчет Прелюбодеяния?

— Хватит, Пит, прекрати.

— Не сердись, Крис, старина. Просто я немного взвинченный… Дамы и господа, обратите внимание, отличный товар, новехонький, полная гарантия. Есть предложения? Уходит к джентльмену с кудрями и точеным профилем. Продано!..

— Что это, Пит?

— Это ты, дорогой. Один в один! Что скажешь, Джордж?

— Еще бы, старина, конечно.

— Крис, это Алчность. Алчность, это Крис. Прошу любить и жаловать.

— Только ради тебя, Пит.

— Дай-ка я познакомлю вас получше. Вот этот размалеванный ублюдок гребет под себя все, на что только может наложить лапу. Я не о жратве, Крис, это было бы слишком просто. Лучшие роли, лучшие места, деньги, слава, женщины. Он родился на свет с разинутой пастью, расстегнутой ширинкой и руками, протянутыми к чужому добру. Выдающийся экземпляр — и пенни сохранит, и булку захапает. Так ведь, Джордж?

— Пошли, Пит. Пошли, тебе надо прилечь.

— Как думаешь, Мартин, справишься ты с Алчностью?

— Идем, Пит… Он ничего такого не имел в виду, Крис, просто разнервничался. Перевозбудился — да, Пит?

— Все, молчу. Да, конечно. Все.

— Неделю уже не срал.

С неба опускались сумерки, собирая чаек на ночлег. Одна села на серебряную голову — та покачнулась, птица с перепугу обмаралась и отлетела в сторону, хлопая крыльями. Он устроился в расщелине, надул пояс, завязал ремешки и подложил пояс под голову. Руки сунул под мышки. Голова была в вязаном шлеме, но чего-то не хватало, он выполз наружу и сходил к «Красному льву» за зюйдвесткой. Опять стал проталкивать тело внутрь.

— Проклятие! — Он выбрался наружу и оглянулся. — Черт побери, куда я дел плащ?

Карабкаясь по скалам, осмотрел все: «Красного льва», пещеру с водой, Панорамный утес…

— Не мог же он остаться у Гнома, я никогда там…

Повсюду, в расселинах и на камнях, кучи водорослей, липкие и зловонные — неужели придется все разгребать?

Клеенчатый плащ лежал на вершине скалы, возле Гнома, весь заляпанный белым пометом. Он натянул его поверх бушлата и снова забился в расщелину.

— Вот о чем никто никогда не скажет, даже не подумает. Главное — не опасности, не лишения, а идиотские мелочи, рутина. Целые дни пролетают впустую из-за пустяковых ошибок, которых даже не заметишь, когда занят делом и всегда можешь заскочить в «Красный лев» или к своей цыпочке… Нож! Где нож, будь оно все проклято?