Воробьиная ночь

— Командир, мне очень жаль. Поверьте, мы не хотели этого. Но вы сами виноваты. Не нужно было давать ему оружие. И нужно было открыть дверь, когда мы потребовали.

Да, конечно. Могла ли даже бронированная дверка служить хоть малейшим препятствием для профессионала?

— Мы сожалеем, командир, что так случилось.

Он говорит на чистейшем русском языке, без всякого акцента. И в голосе его действительно звучит сожаление.

Ах вы ж, сволочи! Убить человека — из-за угла. В спину. Не требовалось большого ума, чтобы сообразить: его прошили пулями прямо сквозь переборку, из грузовой кабины. Несмотря на все предыдущие размышления и приготовления, он все-таки не очень верил в то, что самолет станут захватывать, да еще с применением оружия. Но неопределенность раздражала его, и он основательно перенервничал. Убийство штурмана вызвало в нем вспышку такого гнева, что он на какое-то время чуть не потерял над собой контроль.

Прекрати, сказал он себе. Это все-таки случилось. Обида, гнев, ненависть для тебя сейчас слишком большая роскошь. Он словно поршнем выталкивает из себя все: страх, раздражение, дикое желание крушить все вокруг, мысли. Какое-то время он пуст, как спущенный воздушный шарик. Только руки лежат на штурвале, ноги — на педалях, и только они заняты привычным делом.

Когда он позволяет себе вернуться в нормальное состояние, он уже знает: он должен слушать, все замечать, ждать.

— Его бы это, конечно, утешило.

— Не надо так, командир.

— Я просил бы разрешить второму пилоту осмотреть штурмана и если надо — перевязать.

— Разрешаю, — говорит бородатый и кивает усатому напарнику: — проследи.

— Второй пилот! — говорит Останин.

— Иду.

Он отпускает штурвал, отстегивает привязные ремни и, сопровождаемый дулом пистолета, проходит мимо бородатого. Тот сразу же разворачивается и перешагивает на его место, опускается в кресло. Ствол пистолета направлен в сторону командира. Останин приподнимает брови.

— Только помочь штурману, — говорит он второму.

— Понял.

Командир отворачивается и застывает.

Молодой боевик отступает в фюзеляж. В проеме, прислонившись к обрезу, остается усатый. Он настороже, палец на спусковом крючке, оружие чуть подрагивает в руках. Второй пилот откидывает штурманский столик, осматривает Матецкого. Через некоторое время он сообщает:

— Командир, по-моему, штурман мертв.

— Что с ним?

— Изрешечена вся спина, пульс не прощупывается.

— Кровь идет?

— Не знаю, здесь все в крови.

— Все равно вынеси его в фюзеляж и перевяжи на всякий случай.

— Чем?

— Порви рубаху. Посмотри в аптечке йод и бинт.

Бородатый склоняется вперед.

— Механик! — Тот оглядывается. Бородатый взмахивает пистолетом, показывая в сторону Минина. — Помогите второму пилоту!

А, ну да, говорит себе командир. То, что он бортмеханик, они могли узнать и при посадке. Но, скорее всего, нас всех им показали заранее.

Пять тысяч сто. Командир чуть отдает от себя штурвал и выравнивает самолет. И тут же слышит распоряжение бородатого:

— Командир, правым разворотом курс двести. Занимайте эшелон пять четыреста.

Та-ак! Об этом он мог и раньше догадаться. В штурмана они тоже стреляли наверняка, все заранее просчитав. Так, чтобы пули достались только ему. Он нажимает педаль и слегка кренит полукруг штурвала. Потом оглядывается.

Усатый вслед за напарником тоже отступает в фюзеляж, давая возможность пройти второму и бортмеханику, которые, подхватив штурмана, осторожно несут его из кабины. Они исчезают за перегородкой.

— Вы правильно ведете себя, командир, — одобряет бородатый.

— В последнее время я редко падаю в обмороки.

— Командир, еще раз прошу — поверьте, я очень сожалею. И хотел бы сам узнать: что произошло?

— То есть?

— Вам было выделено пять миллионов. Вы их взяли. Следовательно, никаких неожиданностей не должно было случиться. Вы знали, на что шли, и дверь кабины должна была оставаться открытой.

Останин прилагает некоторые усилия, и челюсть у него остается на месте.

— Разъясните, что значит: я знал, на что шел?

Теперь уже бородатый мешкает и с минуту молча смотрит на командира. Но ничем не выдает своего изумления и вежливо разъясняет:

— Вас должны были предупредить, что вы полетите не по тому маршруту, который запланирован. Дверь кабины открыта, к вам заходят террористы, и вы под угрозой оружия выполняете все их требования. После завершения рейса вы спокойно возвращаетесь домой. Ни со стороны хозяина, ни со стороны властей к вам не может быть никаких претензий.

Командир медленно поворачивает голову и долго смотрит в глаза бородатому.

— Это для меня новость.

— Ваши действия для меня тоже новость. Значит, вы не получили такого предупреждения?

— Нет.

— Странно.

— Мне тоже странно. Потому что в этом случае я просто отказался бы от вылета.

— Я понимаю. — Он некоторое время молчит, изучающе глядя на командира. — Вы не спрашиваете, куда мы летим?

— Вы мне скажете.

— Вы мне нравитесь, командир.

— Вы мне тоже.

Что ж, это он может сказать. Чтобы, рискуя жизнью, захватить самолет, от человека кое-что требуется.

— Командир, мне не хотелось бы это говорить, но при малейшей вашей попытке что-то предпринять самостоятельно…