Против Альфонсо сидела Сэльва, и отраженное от стола сияние делало ее лик прелестным. Ясными, добрыми и внимательными глазами смотрела она на своего друга, однако, тот ее не замечал — он смотрел на склон горы. Вот она — змейка взбирающихся по мрамору людей — еще можно различить цвета на нарядах ближайших, но дальше… дальше все сливалось в одну расплывчатую пелену. Альфонсо глядел дальше, туда, где одной зеленой кроной цвел дворцовый парк; а, средь него — и сам дворец — словно прекраснейшая из всех игрушек, многоцветно сиял на Солнце. А за этим, кажущимся игрушечным градом, густыми волнами красовались дубравы и ухоженные парки; дороги тончайшими лучами расходились…
В мечтаниях Альфонсо все тянулась в нескончаемую даль цепочка людей — прекрасных, с сияющими ликами. Все они здравили Альфонсо; все смотрели на него, как на повелителя своего, как на великого человека, и вновь увидел он себя во главе могучей армии, несущей радость освобожденья.
Как же тихо вокруг стало — не двигался воздух, ни одного шепота не раздавалось; весь мир застыл, точно бы время, всегда идущее, утомилось и заснуло.
Тут юноша вздрогнул, так как, в указательный палец, свисающей через огражденье правой руки его, что-то кольнуло. В совершенной тишине, от которой Альфонсо стала пробивать дрожь, он вскочил на ноги и перегнулся через огражденье.
Там, в тени, на камне сидел черный ворон. Ни единого, хотя бы серого пятнышко не было на этой птице, а в выпуклых глазах жила такая чернота, что юноша вскрикнул — вспомнил ночное виденье — огненная воронка во весь мир, а за ней — эта чернота; бездна от сотворения мира не знавшая ни лучика надежды, ни доброго слова…
Он смотрел в этот зрачок, и зрачок стал расти, заполнять собой и склоны Менельтармы и весь мир:
— Кто ты?! — с трудом смог выкрикнуть юноша, и зрачок сразу отодвинулся, принял прежние свои размеры.
Ворон без движенья смотрел на Альфонсо, а окружающий их мир безмолвствовал. Вот Альфонсо повернул голову и увидел, что все сидят недвижимые, как восковые куклы — кто с поднятой чашей, кто с устремленным куда-то мечтательным… Сэльва с поднятой чашей, смотрела в ту точку, где был раньше лик Альфонсо.
И, все же, какое-то движенье было. Да — за дальней частью этого золотого стола, к нему повернул голову старец в увитом звездами наряде, в колпаке с Солнцем и Месяцем — на плече его сидел, и то же двигался ярко-зеленый попугай с синей холкой.
Вот старец вытянул руку и повелительно выкрикнул: «-Кыш!»
Альфонсо резко обернулся, и обнаружил, что ворон теперь сидит на самом мраморном ободке, совсем рядом от его лица.
Вот ворон задвигал клювом и оттуда выпала, тяжело разбилось, пятном растеклась по мрамору капля крови. Юноша взглянул на указательный палец правой руки, и обнаружил там маленькую ранку.
И тут раздался сладкий, очень вкрадчивый, сливающий все слова в один, медово журчащий напев голос: «- Я испил лишь каплю твоей крови, и больше мне не понадобиться, не бойся. Я друг тебе…друг…» — как же сладко прозвучал этот голос — Альфонсо невольно наклонился у ворону.
Ворон продолжал тем же сладостным голосом: «-Как плохо — нам мешают, а я так многое хотел тебе поведать…»
И Альфонсо возжелал, чтобы ворон продолжал говорит. Да — он хотел теперь такого друга — в его сладкой речи чувствовалась великая сила.
И тут вновь повелительный окрик: «Кыш!»
Альфонсо неприязненно взглянул на старца, и обнаружил, что тот уже поднялся со своего места, и направляется среди «восковых фигур» к ним. Звезда на вершине его посоха наливалась серебристым цветом — казалось, что сияние все новых и новых небесных светил скапливается в нее.
«— Как жаль, что нам не дают договорить сейчас. — все тем же сладостным тоном вздохнул ворон. — …Ну, ничего — сегодня, или завтра, еще до восхода Солнца, мы встретимся… Но я вовсе не навязываюсь. Ежели ты не хочешь, ты не увидишь меня больше…»
— Кыш!
— «…Я предлагаю тебе власть. Ты пойдешь в Среднеземье во главе великой армии. Я сделаю тебя адмиралом нуменорского флота, а потом — королем Нуменора. Но и на этом мы не остановимся… Хочешь ли ты новой встречи?»
— Да, да! — выкрикнул Альфонсо, ибо все в нем так и вспыхнуло, как только представил он себя во главе великой армии.
— Кыш! — еще раз проскрежетал старец.
Ворон вспорхнул крыльями, черным камнем устремился прочь.
Альфонсо повернулся к старцу, гневливо выкрикнул: «Зачем?!» — но тут обнаружил, что старец сидит уже на прежнем месте. Тут уж и самого Альфонсо потянуло вниз….
Вдруг, нахлынул, показавшийся оглушительным после безмолвия, шелест голосов. Все задвигалось, заблистало одеяньями. Вот раздался испуганный голосок Сэльвы:
— Альфонсо, что с тобой? Да ты так побледнел в одно мгновенье! Ох — и откуда у тебя родинка на пальце?
Альфонсо убрал на колени правую руку, пробурчал: «Да так, ерунда какая-то…» — после чего стал высматривать старца — почти сразу его увидел. Теперь старец, недвижимый как изваяние, следил за ним, вот повернул голову, зашептал что-то своему попугаю. Остальные ничего не заметили.