Альфонсо подбежал, и, опустивши голову, не желая ничего вокруг видеть, ожидая только, когда произойдет новая встреча, попытался было считать ступени, да быстро сбился со счета, споткнулся и едва не упал.
Теперь мать спрашивала, в чем причина его волнений, и Альфонсо едва сдерживался, чтобы не сказать что-нибудь грубое, ибо его уже томила вся эта процессия; все это продвижение ясного, доброго — он жаждал видеть родину своих предков, он Жаждал идти впереди армий — темные очи страстно пылали.
Но вот вновь в сгущающемся златистом сумраке зазвучал голос его матери… а сколько в этом голосе было спокойной силы!.. Альфонсо тут волей-неволей прислушался:
— Сын мой, чтобы не печалило тебя — посмотри кругом — посмотри только на этот вечер, и ты поймешь, что тревога твоя не стоит ничего…
Альфонсо встряхнул головой, огляделся. С этой высоты, никем немереной, виден был не только весь Нуменор, не только вольный простор моря за ним, но и на горизонте, на фоне темно-златистого, коснувшегося вод диска, видна была далекая-далекая земля…
А великая облачная гора, покатые склоны которой видели они днем, теперь, как занавес расступилась пред уходящем Солнцем — и зачаровывала мысль, что эти величественные склоны видят и Валинор. Посмотрел Альфонсо вверх, а там небо было чистым, бархатно глубоко голубым, и там ясным и покойным святочем горела одна звезда, но Альфонсо знал, что за этой первой звездой, придут и иные, усеют все ясное небо, и будут радовать глаз всем новыми и новыми россыпями, пока не протянется чрез всю бездну, бессчетно пыльчатый Млечный путь.
Альфонсо чувствовал, что весь этот простор, начиная от матери, от Сэлы, от Тьеро, и дальше, по склонам — все эти люди Любят его. В душе огнистый буран взвился, и его даже передернуло от силы этого рывка — он уже устремлял взор на Запад, на Валинор — туда он Жаждал мгновенно перебросится, познать его, создать еще лучший Валинор. Но и там тесно взору его стало — взор метнулся в голубизну неба, жадно выискивая новые звезды, и жаждя каждую из них возлюбить, а потом создать свое звездное небо, более прекрасное нежели это, но и там не останавливаться… Он Любил…
— Сынок, очи твои так пылают, но посмотри же на братьев своих…
Взор Альфонсо метнулся из небес в палантин, где в люльке, пристроенной у коленей матери, лежали три его братика. Они проснулись, но не плакали, не смеялись — широко раскрыв красивые младенческие очи, любовались они звездным небом. И Альфонсо понял, что они это небо чувствуют не как он — пламенно, а как-то по своему и, ведь, понимают это небо, и понимают так, как Альфонсо уже не мог. И, глядя в эти спокойные очи — Альфонсо сам успокоился. И из очей его уже не пламень страстный лился, но тихий свет. И вот он наклонился, поцеловал каждого в лоб.
Вот так: только несколько мгновений назад и звездная сфера была тесна для его духа, и вот он уже успокоенный смотрит на своих братиков; нежно любит их и ничего ему, кажется, больше и не надо. Он повторял их имена, которые выбрали заранее, но которые, по обычаю, должны были дать только в храме Иллуватора:
— Вэллиат, Вэлломир, Вэллас…
Матушка негромко говорила:
— Ты хоть и называешь их по именам, а кто из них Вэллиат, кто Вэлломир, а кто Вэллос — различу только я, мать. Но вот смотри — у Вэллиата на шейке родимое пятнышко, у Вэлломира более широкие, чем у иных ноздри — видно, природа в нем орлиная, ну а Вэллас — посмотри — уголочки губ у него все время чуть-чуть повернуты вверх — и, видно, будет он веселым и счастливым.
И вот Альфонсо, который совсем недавно грезил о создании новых светил с интересом спрашивал:
— А что же значит родимое пятнышко на шейке Вэллиата?
— Быть может, счастливую судьбу. — молвила матушка и поцеловала Вэллиата, а потом, и всех остальных малышей.
На самом то деле она знала, что темная родинка, да в такой форме, как у Вэллиота — дурное пророчит…
А Альфонсо взглянув повнимательнее на это пятнышко, обнаружил, что формой оно похоже на воронье око, которое теперь, чернея на его пальце, наблюдало за происходящим, сразу тут вернулись и мрачные размышленья: «Как избавиться от Гэллиоса? Как встретится с Вороном?..»
А в это время Гэллиос шел, не спуская взгляда с Альфонсо (так же следил за ним малиновыми своими глазами и Мил). Гэллиос негромко разговаривал с бывшем в процессии эльфом — посланцем Валинора. Со старцем Гэллиосом он разговаривал, как с давним знакомым.
— Ты почувствовал, Фиорин? — спрашивал Гэллиос.
— Да — почувствовал еще с тех пор, когда мы шли по улицам. Возможно, оно было еще и в парке. Все это время оно следило за нами, а два раза подобралось совсем близко. Оно вернется и в третий…
— Да — я знаю — до конца ночи, для окончательного решения. Но я не знал, кто за этим кроется: темный ли маг, злой ли дух а, может, кто больший. И как я мог, не зная его силу, схватится с ним, когда кругом так много людей? Кто знает — какая тут могла разразится буря… Но где ж будет третья встреча? Ведь, третья остановка в храме Иллуватора…