Ворон

— Не так часто у нас в Нуменоре происходит такое событие, как рождение. Не так часто у нас просыпаются новые души. Говорят, что душам людским суждено взрастать в этом мире, и, как по дороге идти к своей смерти, которая тоже есть начало дороги идущей куда-то. Куда — только ты Единый ведаешь; а, может, и ты не ведаешь, ибо душам нашим дана Свобода. Наполни же сердца этих младенцев своим светом, чтобы до конца оставались они Свободными. Придай им сил никогда не поддаться злу, не рухнуть, не погрязнуть в трясине… А что будет за гранью времен? Не станет ли каждый, после принятия дара смерти, счастливым, постигающим младенцем, и не будет ли даже зло освобождено и выпущено в изначальном своем жаждущем стремлении? Не обретет ли каждый, даже и Враг, изначальную свою чистоту?! И здесь мы видим, что изначально ни в ком зла нет, есть только разные стремления. Да пусть же эти младенцы всю жизнь стремиться постичь горящий в них пламень.

Еще несколько шагов и вот свет расступился, и вышли они в залу. Однако — это была уже не та зала, размеры которой были непостижимы, и стены которой были сплетены из бессчетных миров, вышли они в залу созданную Нуменорскими зодчими.

Возносящийся на многие метры купол, который, когда на небе светили звезды, покрывался столь же яркими созвездиями, а когда сияло Солнце — там, среди синевы, проступали облачные горы. К этому, рукотворному, но каким-то образом связанным с настоящим небу — поднимались колонны; сейчас наполненные тем же темноватым блеском, который видим мы среди звезд в небе. А между этих колон сияли, в серебряном свете многометровые статуи Валар — какими их запомнили, приплывавшие из Валинора эльфы. Статуи были вылиты из мифрила — прошедшие столетия совсем не затронули их, — казалось, что статуи были созданы только что. Статуи, казались совсем невесомыми — словно бы сам воздух принял эти просветленные формы.

По гладкой поверхности пола, из черных глубин которого, появлялись изображения цветов — шли они вперед, туда, где поднималась под купол статуя Эру Иллуватора, изваянная из металла, павшего на землю в первый год Нуменорской земли. Был он словно солнечный свет — однако яркое это сияние вовсе не слепило, а сгущающаяся возле него, сидящего на троне, аура, размывала контуры, стирала границу между поверхностью твердой и воздухом.

Да — у этого зала были и стены, которые можно было потрогать, цвета которые можно было описать — создан он был из того, что принадлежало их миру, или же пало в него. Но и здесь, глядя на прекрасную частичку своего мира, они ощущали ее связь с пройденной бесконечностью — пусть безмерно меньшая — она была не менее прекрасна.

В руках Тар-Кариатана был поднос, а на нем — плоды. Поднос он поставил пред статуей Иллуватора, и молвил:

— Создатель Эа; вот плоды земли, которые не взошли бы без света твоих светил; во всех них есть частицы этого света, также, как и в нас…

Плоды были возложены, и король, а за ним и остальные направились к выходу. А позади, из стены привычного звездного света (ибо они уже ступили в круги этого мира, и не могли видеть света иного, запредельного — из того света выходили все новые и новые Нуменорцы).

И вот Тар-Минатир, а за ним семейство адмирала Геллиона — прошли под мраморными створками, и вышли в ночь. На этот раз они стояли на вершине земной горы Менельтармы и ее не окружала стена из звезд — темная, прохладная ночь, веющая принесенными с дальних полей ароматами нахлынула на них. Небо — просто большое звездное небо было над ними.

Альфонсо оглянулся — пока старец Гэллиос еще не вышел из ворот — надо было действовать. Он протянул того младенца, которого нес на руках отцу своему и, не говоря ни слова, бросился в ночь.

Раздался окрик матери — Альфонсо не слушал; в голове только одна мысль билась: «Убежать, во чтобы то ни стало убежать…»

Со всех сил бежал он от дороги, в усыпанную звездами ночь и даже не видел, что на указательном пальце вновь открылось черное око.

Вот устремился вниз крутой склон — от ставшего слабым храмового сияния было видно метров на десять — дальше сгущались стены мрака.

Альфонсо знал, что многие уступы Менельтармы отвесны; что в темноте он может запросто сорваться, и потом, еще помыслить над своей судьбою, прежде чем пасть на камни — но он бросился по этому склону — храмовое сияние угасло, а тьма придвинулась — коснулась его лица.

Кроме звезд он ничего не видел. Ноги, едва не заплетаясь, с предельной скоростью несли его куда-то вниз…

На бегу он с трудом выдыхал, из разрываемой ветром груди:

— Я иду к тебе… Прими меня…

Он скорее почувствовал, чем увидел — впереди, из глубин горы, поднимался уступ. На бегу свернул чуть в сторону.

— Я иду! — выкрикнул он, и тут ноги его не нашли опоры.

Невидимая сила рванула его вниз, и Альфонсо понял, что падает.

* * *

Процессия начала схождение, когда к Рэросу, подошел старец Гэллос, а вместе с ним и эльф из Валинора. Гэллос, внимательно оглядываясь по сторонам говорил:

— Стоило мне только чуть задержаться у подножия Иллуватора и вот… Куда убежал ваш сын?