Ворон

Я перевожу “Ворона”, ты переводишь “Ворона”. <…> Но если состязающийся выигрывает, это хорошо, а если он систематически остается на том же уровне или ниже этого уровня (как именно в “Вороне”), он создает чувство досады в заинтересованном и особенно в посторонних зрителях».272 Труднее понять позицию Н. Новича (Н.Н. Бахтина), который включил в 1911 г. версию Брюсова в сборник “лучших” переводов По. Иное дело — комплименты от друзей и соратников вроде «Твой “Ворон” — превосходен!» (Вяч. Иванов),273 комплименты, которые не требовали аргументов. Однако Брюсов, как личность в высшей степени творческая, не удовлетворился достигнутым, продолжая в течение многих лет работать над текстом “Ворона”. Результатом этой работы стала новая редакция перевода, появившаяся в 1915 г., а также вариант, работа над которым была завершена в 1924 г., за несколько месяцев до кончины.

Брюсов 1915 Р2

Сведения об авторе перевода. См.: Брюсов 1905.

Объем строфы и текста перевода. Соответствует оригиналу.

Размер. Соответствует оригиналу.

Звуковой строй. Рифма и рефрены. Схема рифмовки каждой отдельно взятой строфы соответствует оригиналу, хотя единая сквозная рифма отсутствует. Сквозные рифмы на -го (7 строф) и -да (11 строф). (Этим набором рифм пользовались Андреевский, Мережковский, Уманец.) Первое существенное отличие данной редакции от текста 1905 г. — замена сквозной рифмы -ук/-уг на -го при сохранении другой сквозной рифмы на -да.

Схема распределения мужских и женских рифм соответствует оригиналу; внутренние рифмы имеются.

Принцип тавтологической рифмовки в 4-5-м стихах соблюдается в подавляющем большинстве строф (отступления в строфах II и VIII).

Шесть строф оканчиваются рефреном “(и) больше ничего”, одиннадцать строф — рефреном “Больше никогда” (в том числе пять раз употреблено: «И Ворон: “Больше никогда!”». В выборе русских рефренов (как и сквозных рифм) Брюсов не оригинален: он повторяет выбор Андреевского.

Что же касается перевода 13-го стиха, то на этот раз Брюсов упростил синтаксическую конструкцию, приблизив ее к оригиналу: “Грустный, шелковый, не резкий шорох алой занавески…”.

Трактовка сюжета. Символы. Годы, прошедшие со времени опубликования первой версии перевода, не прошли для переводчика даром. Новая редакция трактует сюжет намного адекватнее. В тексте появляются отсутствовавшие ранее детали. Если в первой редакции 8-й стих читался так: “От камина отблеск красный по полу чертил свой круг”, то во второй — “Был, как призрак, — отблеск красный от камина моего”. (Заостряется внимание на образе призрака-тени: в оригинале “ghost”.)

Первое впечатление от сравнения VII строф текстов 1905 и 1915 гг. такое, будто в первом случае над строфой работал средней руки ремесленник, а во втором — зрелый мастер. Малая кульминация образца 1915 г. величава и торжественна:

Растворил свое окно я, и влетел во глубь покоя
Статный, древний Ворон, крыльев шумом славя торжество.
Поклониться не хотел он, не колеблясь полетел он,
Словно лорд иль леди, сел он, — сел у входа моего,
Там, на белый бюст Паллады сел у входа моего,
Сел и больше ничего.

Гипотетического хозяина Ворона (в английском тексте он назван “unhappy Master” — “несчастный господин”) переводчик нарек сперва “несчастным безумцем” (1-я ред.), а затем просто “бедняком” (2-я ред.), причем последний вариант явно не вписывается в систему образов стихотворения.

Лестницу восходящих смыслов (XIV-XVI) Брюсов успешно преодолевает. Наименее удачна в этом ряду XIV строфа. Переводчик пытается сохранить авторский enjambement и лексический повтор в начале 4-го стиха, но русский текст от этого только проигрывает. (В варианте 1924 г. Брюсов сохранит enjambement, но откажется от повтора.)

“Wretch”, I cried, “thy God hath lent thee — by these angels he hath sent thee Respite — respite and nepenthe from thy memories of Lenore…”

“Бедный! — я вскричал, — то Богом послан с ангелом тревогам Отдых, — отдых, чтоб немного ты вкусил забвенья! Да?”
(1915)

“Бедный! — я вскричал, — то Богом послан отдых всем тревогам,
Отдых, мир! чтоб хоть немного ты вкусил забвенье, — да?”
(1924)