Ворон

Я окно открыл широко, старой ставней загремел,
И ко мне в мгновенье ока (что за ужас! что за диво!)
Ворон, ворон дней минувших неожиданно влетел,
С миной лорда или лэди. Без поклона, неучтиво
Он вспорхнул на бюст Паллады (ясно видел я его),
Сел — и больше ничего.

Уникальной особенностью данного перевода является попеременное использование английского и русского рефрена — лыжинский Ворон, прокаркав по-английски (VIII строфа), переходит на русский, понимая, что работает на русскую аудиторию (X), затем вновь возвращается к английскому языку (XIV, XVI), не забывая о русском (XV). Если это эксперимент, то не очень логичный. В XI и XII строфах тождество и взаимозаменяемость двух рефренов постулируется переменой позиции и союзом “иль”: «“Никогда” иль “Nevermore”» (XI, 66) «“Nevermore” иль “Никогда”» (XII, 72).

Еще один неудачный эксперимент — отказ от предкульминационной XV строфы оригинала. У По она играет важную роль в постепенном наращивании символьности. Из триады непентес — бальзам — Эдем изымается среднее звено. Предкульминационной (XV) строфой у Лыжина становится, таким образом, XIV строфа оригинала:

А потом так дивно было: воздух будто задрожал,
Словно ангелы кадила чуть звенящие качали
И курили фимиамы. Я к душе своей воззвал:
“О, вдыхай тимьян небесный! Позабудь юдоль печали
И утраченной Леноры неземной, лучистый взор!”
Каркнул ворон: “Nevermore!”

Несмотря на отход от подлинника, нельзя не отметить высоких художественных качеств строфы, изысканного звучания стихов. В качестве эквивалента “непентеса” — травы забвения — у Лыжина выступает тимьян — слово, этимологически восходящее к “фимиаму” (греч. (θυμίαμα), а здесь уже всего шаг до ангельского мира. Блестящая находка переводчика, который выступил здесь соперником автора.

Кульминационная строфа держит напряжение на должном уровне:

Полный вновь своей утраты, вскрикнул я: “Ответь, пророк,
Птица или бес проклятый! Там, средь звезд, в лазурной дали,
Встретить ли мне Рок дозволит — беспощадный, темный Рок,
Ту, что ангелы на небе светлым нимбом увенчали?
Поцелую ль я Ленору, Рай обретши навсегда?”
Каркнул ворон: “Никогда!”

Здесь весьма интересен момент переключения героя с мотива судьбы возлюбленной на свою собственную: “Поцелую ль я Ленору, Рай обретши навсегда?” — момент, специально исследованный в разделе “Сверхзадача”.

Вопрос единоначатия XV и XVI строф в переводе не стоит из-за отказа переводчика перевести XV строфу оригинала.

Последняя строфа примечательна разве что толкованием образа отброшенной тени — “тень на землю, тень на душу, тень на бывшие отрады”, толкованием в духе старого романтизма.

Ключевая метафора усилена двояко — не только за счет характеристики клюва, но и Ворона: “Вынь из сердца, кровопийца, клюв сверлящий, клюв упорный!”

Вывод. Можно считать доказанным, что отступления в переводе носят характер преднамеренный (несовпадение числа строф, отличная от оригинала схема рифмовки). Сам Лыжин, по словам публикатора, именовал свои тексты “перепевами”, “вариациями и парафразами на темы”.329 Однако, каким бы термином ни именовать отмеченные отступления от оригинала, текст Лыжина не лишен оригинальности. Заслуживает внимания язык переводимого произведения, а также факт использования двух рефренов — английского и его русского эквивалента. Трактовка сюжета ничем особо не примечательна.

Василенко [не позже 1956] 1976

Сведения об авторе перевода. Виктор Михайлович Василенко (1905-1991) — искусствовед, поэт, переводчик. До 1956 г. — в лагерной ссылке, где, по более или менее достоверным сведениям, перевел “Ворона”.

Объем строфы и текста перевода. Соответствует оригиналу.

Размер. В целом соответствует оригиналу, хотя в двух стихах (VI, 32; XVII, 98) недостает по одной стопе. Однако не исключено, что в процессе публикации из этих стихов выпало двусложное слово.

Звуковой строй. Рифма и рефрены. Схема рифмовки строфы соответствует оригиналу. Сквозная рифма — одна — на -ет (I-XVIII); до Василенко эту рифму в качестве сквозной применял Оболенский.