Ворон

Только приоткрыл я ставни — вышел Ворон стародавний,
Шумно оправляя траур оперенья своего;
Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твердо;
С видом леди или лорда у порога моего
Над дверьми на бюст Паллады у порога моего
Сел — и больше ничего.

В строфах XIV-XVI бережно сохранены все ключевые образы: непентес, бальзам (с указанием местности: “у Галаадских гор”), Эдем. Однако трактовка этих образов отлична от авторской. Так, в XIV строфе герой Зенкевича приписывает “непентесу” слишком широкий спектр функций, сопрягая мотив забвения с мотивом исцеления: “…О несчастный, это Бог от муки страстной / Шлет непентес, исцеленье от любви твоей к Линор! / Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!” (XIV, 81-83). “Бальзам”, таким образом, становится своеобразной разновидностью универсального “непентеса”: “Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор, / Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?” (XV, 88-89). Согласно замыслу По, напряжение на участке XIV-XVI строф должно возрастать. Сопряжением двух мотивов в XIV строфе и “сбросом” одного из них в XV Зенкевич мог добиться лишь обратного эффекта. Если что и удерживает XV строфу на уровне XIV, так это мощная образность первых стихов, в частности фрагмент: “…буря ль из подземных нор / Занесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу” (выделено мной. — В. Ч.). “Древний ужас” не противоречит духу оригинала, насыщая текст дополнительными коннотациями.

На этом ответственнейшем участке есть у переводчика и свои потери. Так, из видения Серафимов (XIV, 79-80) исчезает кадило, а также такая важная деталь, как звон шагов, который должен был, по замыслу По, вызвать у читателя ощущение “чего-то сверхъестественного” (см. комментарий к соответствующему стиху подстрочного перевода).

XVI, кульминационная, строфа обнаруживает высокую степень близости к подлиннику:

Я воскликнул: “Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий,
Если только Бог над нами свод небесный распростер,
Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несет со всеми,
Там обнимет ли в Эдеме лучезарную Линор —
Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?”
Каркнул Ворон: “Nevermore!”

Зенкевич — один из переводчиков, сохранивших единоначатие XV-XVI строф.

Последняя строфа, хотя и не нарушает принципа достоверности, содержит ряд отступлений от оригинала:

И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья,
С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор;
Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте,
И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простер,
И душой из этой тени не взлечу я с этих пор.
Никогда, о, nevermore!

В последней строфе Эдгара По движения нет: колеблется лишь тень Ворона, освещаемая светом лампы. Зенкевич же “оживляет” самого Ворона, покушаясь на неподвижность его позы (“сидит <…>, оправляя перья”; о неслучайности этой сценки в сюжетном ряду перевода свидетельствует фрагмент VII строфы — там прилет Ворона сопровождался аналогичными действиями — VII, 38). Усиление отрицания в последнем стихе перевода (ср. также XIII, 78), по-видимому, преследует ту же цель: придать “флегматичному” русскому тексту больший динамизм и выразительность.

Ключевая метафора передана точно: “…клюв твой вынь из сердца!”.

Перепечатка текста 1958 г. В 1958 г. должны были выйти в свет две книги с переводом “Ворона” — сборник переводов Зенкевича “Из американских поэтов” (М.: ГИХЛ) и “Избранное” Эдгара По (М.: ГИХЛ). Первое из двух изданий так и не увидело свет, хотя сохранилась корректура книги, на титульном листе которой рукой Зенкевича приписано: “Верстка подписана к печати 12/11 1958 г.”324 Текст “Ворона”, предназначавшийся для этой книги, совпадает с тем, который был опубликован в “Избранном” По в том же году.325

Расхождение между текстами 1946 и 1958 гг. одно — 41-й стих VII строфы:

Над дверьми на бюст Паллады у порога моего…
(1946)

На Паллады бюст над дверью у порога моего…
(1958)