Ворон

Ворон Милитарева по-дюпеновски вторгается в мыслительный процесс героя, подсказывая ему нужное слово в нужный момент. Не так у По: Ворон опровергает прогноз героя относительно своего исчезновения (этот мотив из перевода Милитарева выпал вообще). То есть X строфа знаменует собой начало противоборства героя и птицы. Переводчик же предельно сближает их позиции, чтобы обратить внимание героя на разумность птицы (ср. следующий стих перевода: “Вздрогнул я слегка: ведь тут-то в точку он попал как будто!” — XI, 61).

В XII строфе герой “The Raven” специально подкатывает кресло поближе к птице, чтобы разгадать смысл, который она вкладывала в произносимое слово, герой же рассматриваемого перевода, удовлетворившись предшествующей версией (“Усмехнулся я украдкой, так легко найдя разгадку / Этой тайны…” — XII, 67-68), просто садится в кресло, чтобы “слегка вздремнуть” (XII, 68), хотя тут же ему вновь приходится (строфа ведь только началась!) разгадывать “смысл и суть” “слов безумных” — версия переводчика представляется менее логичной.

“Алый бархат” XIII строфы — очевидная неточность (в оригинале речь идет о фиолетовом цвете — “velvet-violet” — XIII, 77; о функции цвета в строфе см. комментарий к стихотворению).

Участок XIV-XVI строф — наиболее ответственный на сюжетном поле — переводчик успешно преодолевает. В XIV строфе вместо “непентеса” у переводчика фигурирует вино забвенья (XIV, 83) — вполне приемлемый вариант расшифровки. Образ галаадского бальзама из XV строфы был “камнем преткновения” для многих русских переводчиков. Милитарев расшифровывает этот образ с помощью выразительной символической формулы (прекрасная находка переводчика): “…Но скажи мне, разве нет, / Нет бальзама в Галааде, чтоб вернуть слепому свет?” (XV, 88-89).

XVI строфа по напряжению уступает XV:

“Птица, дьявол ли, не знаю, — я вскричал, — но заклинаю
Этим небом, светом горним, указующим нам путь:
Напророчь мне, гость незваный, что в земле обетованной
Сможет вновь к груди желанной сердце бедное прильнуть,
И вернуть тот миг блаженный — пусть хоть там… когда-нибудь”.
Каркнул Ворон: “Не вернуть”.

Обращают на себя внимание замена образа Эдема образом земли обетованной (так и в переводе Саришвили 1995 г.) и отказ переводчика от принципа единоначатия XV-XVI строф.

Последняя строфа перевода — одна из лучших заключительных строф русских переводов “Ворона”. Здесь переводчик отклонился от “буквы” подлинника ровно настолько, чтобы не исказить его “духа”:

И с тех пор, как страж дозорный, он сидит, мой Ворон черный,
Надо мною, не давая ни проснуться, ни уснуть.
И в глазах у древней птицы демон дремлющий таится,
И от крыльев тень ложится, на полу дрожа чуть-чуть.
И души из этой тени, что легла плитой на грудь,
Не поднять — и не вернуть.

Несмотря на то что повторена внутренняя рифма Донского (черный — дозорный), в строфе много удачных образов. Единственное в своем роде состояние героя “Ворона”, которое нельзя назвать ни “жизнью” ни “смертью”, находит в высшей степени адекватное воплощение в слове: “…он сидит, мой Ворон черный, / Надо мною, не давая ни проснуться, ни уснуть” (XVIII, 103-104). И хотя аналогичного образа нет в тексте По, предложенный вариант, не противореча основным установкам автора, в этом стихотворении очерчивает границы возможных допущений в переводе.

Ключевая метафора несколько усилена за счет глагола вырви: “И из сердца клюв свой вырви <…>!”

Вывод. Несмотря на ряд не очень удачных отступлений от сюжетной канвы оригинала (в XII и особенно в X строфе), а также отступлений чисто формального характера, перевод является зрелым произведением, трактующим сюжет в духе Эдгара По. Отдельные находки (трактовка внутреннего состояния героя в финальной строфе) свидетельствуют о глубоком и долговременном погружении переводчика в мир переводимого произведения. Перевод отличается образностью, написан хорошим литературным языком (отметим особо удачные места: VI, 32; X, 56; XII, 70; XIV, 80; XV, 89; XVIII, 103-105), хотя каких-либо особо ярких эффектов в нем нет (он выполнен в русле “академической” традиции Зенкевича).

Милитарев 2000 В1

Почти одновременно переводчик публикует два текста, содержащих отличия.

По всем основным выделенным параметрам (объем строфы и общий объем; размер; звуковой строй, рифмы и рефрены; трактовка сюжета; символы; ключевая метафора) текст варианта соответствует “основному” тексту.