Ворон и медведь (СИ)

Стоявшая у ложа старая женщина в одеянии из шкуры неведомой твари равнодушно убрала пустую плошку. Рядом с метавшимся на ложе воином, она выглядела настолько маленькой, что напоминала карлицу. Тощими, покрытыми пигментными пятнами, руками она принялась сдирать присохшую повязку, вызвав у раненого новый стон боли. Наконец повязка поддалась, обнажив сочившуюся красноватой сукровицей воспаленную рану, от которой расходились багрово-черные полосы. Старуха надавила на нее и брезгливо отдернула руку, когда на нее выплеснулся грязно-желтый гной.

-Плохо дело, - шелестящий голос напоминал змеиное шипение, - может и не дожить до завтра.

-Я вызвала тебя из Линдси не затем, чтобы он помер у тебя на руках, - отозвалась стоявшая у входа Энгрифледа, - а чтобы ты поставила его на ноги. Ты можешь, Атла, я хорошо тебя знаю – так что принимайся за работу и поскорее!

Женщина уставилась на молодую королеву зелеными, как у кошки глазами, после чего тонкие губы раздвинулись в слабой улыбке.

-Все такая же упрямая, - пробормотала она, - хорошо, Фледа, я сделаю все что могу.

- Уж постарайся, - надменно бросила Энгрифледа и, повернувшись на каблуках, вышла на улицу. Старуха, слабо усмехнувшись, повернулась к воину. Тот уже лежал без сознания, хрипло дыша и уставившись в потолок невидящими глазами.

Раненого разместили в полуразрушенном храме на западной окраине города. Стены здесь покрывали чудом сохранившиеся изображения змей с человеческими головами и великанов со змеями вместо ног. Подобные барельефы украшали и алтарь из черного мрамора, под которым разместили ложе, где лежал воин. На алтаре лежали связки трав, стояли глиняные горшочки, наполненные дурно пахнущими зельями и небольшие идолы из дерева, бронзы и камня. Тут же лежал и нож, с костяной рукоятью, покрытой рунами, и с навершием в виде головы дракона. Старуха взяла этот нож и полоснула им по ране. Кровь и гной, хлынули ручьем, заляпав руки старухи почти до локтя, пока она невозмутимо расширяла порез. Закончив, она взяла в руки небольшой кувшин и достала извивающихся белых опарышей. Сделав еще несколько надрезов, расширяя рану, Атла положила в нее червей. Поверх них она прикрепила нашлепку из мха, смоченного дурно пахнущей мазью. Выпрямилась и, посмотрев в искаженное страданием лицо Редвальда, коротко бросила.

-Отдохни пока! – и вышла из зала.

Покрытый испариной воин метался в кошмарном бреду, в котором перед ним проносились видения прошлого и настоящего. Вот он снова сражается с данами на Лангобардской равнине, приносит кровавые жертвы на вершине Брокенберга, отбивает натиск франков на Люнденбург. Всякий раз в небе над ним клубились иссиня-черные тучи, то и дело проливавшиеся кровавым дождем. Алые реки текли по земле и в них извивались, раскрывая зубастые пасти, мерзкого вида твари, напоминающие одновременно червей, змей и рыб. А потом Редвальд поднимал взор и видел, что дождь из крови проливается от страшных битв в небесах, где крылатые воины, в ослепительно белых одеяниях, сходятся в жестокой битве с воинством мертвецов, валькирий и диких псов, возглавляемых одноглазым стариком на восьминогом коне. А над всем этим мерно раскачивалась голова черного дракона, с глазами цвета синего льда и жуткой пастью оскаленной клыками длиной в скрамасакс. Раскрывались огромные крылья и в кожистых складках, словно могильные черви, шевелись полусгнившие тела мертвецов.

Из этих кошмаров Редвальда вырвало ковыряние ножа в ране – это старуха Атла, с трудов вытаскивала из него глубоко зарывшихся червей. Наконец, знахарка, довольно хмыкнув, выковыряла извивающихся опарышей, еще толще, чем раньше.

-Славно они на тебе отъелись, - хмыкнула она.

Из другого кувшинчика она достала несколько жирных пиявок, которых Атла положила на раскровавленную вновь рану. После она простерла над Редвальдом руки и монотонно затянула.

- Глупцу не понять, сколько ползает змей под Иггдрасилем: Пустошник, Подземельник, - Волка Могильного дети, - Серый и Скрытень, Снотворец и Витень,- все постоянно корни грызут. Вот прилетает черный дракон, сверкающий змей с темных вершин. Нидхегг несет трупы под крыльями… О дракон, подгрызающий корни всего мироздания, нерожденный, но бывший от века – как ты с Волком пожираешь мертвечину, так подобие детей ваших, да пожрут всю гниль в том кто всегда давал вам поживу.