Ворон на снегу. Мальчишка с большим сердцем

Расскажу. Батальон оперативно рассосредоточился по городу, организовав стационарные патрульно-постовые пункты. Один из таких пунктов, в котором я оказался, был размещён на окраине города, в большом саду, принадлежавшем какому-то сбежавшему буржую. Старшина облюбовал сарай с широкими стеллажами, служащими для сушки фруктов.

– Занимайте, – объявил он. – Это будет вместо казармы. Крыша не дырявая, любо-дорого.

Старшина выдал матрасовки, мы набили их собранной под деревьями сухой прошлогодней листвой. Оказалось, стеллажи очень подходят, чтобы на них растянуться в отведённый для отдыха час.

В полкилометре проходила автодорожная магистраль на Будапешт и Вену. А между магистралью и садом находился под землёй особый стратегический объект, снаружи совсем неприметный, где всю войну пленные изготавливали для немецкой армии военное снаряжение.

Гитлеровцы, отступая, успели заминировать объект, но не успели взорвать его.

Произвести теракт они, конечно, попытаются, тем более, что сделать это есть кому – в городе укрывались эсэсовцы, переоделись и ходят.

В нашу задачу как раз входило патрулирование территории, загороженной в несколько рядов шипастой проволокой.

Нам удалось важный объект уберечь. Был даже слух, что в каком-то объединённом союзническом штабе готовятся за это нам награды, очень важное, говорят, мы исполнили такое дело.

Однако наград мы к великой горечи своей не получили. А вот вместо наград едва-едва не попали под расформирование. То есть, весь наш батальон чуть не расформировали. Позор! И было ведь за что.

Причина-то следующая.

Несколько предприимчивых, не лишённых отваги бойцов сговорились и во время ночных патрулирований на автодорожной магистрали останавливали машины и, произведя досмотр, отнимали приглянувшиеся им вещи.

А это шмутьё затем сбывали в лавках местным торговцам. И начали заниматься они таким делом, оказалось, не только в Бреслау, а и много раньше.

Обобранные жертвы не обращались с жалобами к советскому командованию, считали это в порядке вещей – ведь мы же завоеватели, а кто на завоевателей где и когда в истории осмеливался жаловаться? Закон всякой войны: грабь!

И так бы никто не узнал, с каким рвением ребята-бойцы несут патрульную службу, обеспечивая порядок на завоёванной территории, дослужились бы до положенной демобилизации и с заслуженными медалями вернулись бы в Советский Союз. Вернулись бы домой в меру обогащёнными, и все бы соседи видели, что они не дураки, умеют воевать и то, что надо, умеют с войны взять.

Кто же не мечтает вернуться домой с достатком, тем более ребята, прошедшие должную, жизненную школу в колониях и в лагерях. Нет академий лучше и выше, чем сообщество зэков.

Подвёл случай. Угораздило же в эту ночь проезжать по магистрали крупным дипломатам. Не то английским, не то французским. Вот уж подонки, сказали про них ребята. И ехали подонки на своём лимузине из Будапешта, где вели беседу с председателем союзно-контрольной комиссии Климентием Ефремовичем Ворошиловым. При беседе, конечно, выпили славно – им-то всё дозволено – ехали, понятно, навеселе.

Можно допустить, о чём они разговаривали. Может, о нас, русских солдатах, говорили. Не было пока причины у них про нас худо говорить, я так думаю. Главная тягловая сила войны – что же ещё. Могли они вести беседу в следующем смысле.

– Однако, русские эти нормальные, – мог сказать один.

– Простодушные и не скряги, – мог добавить другой, переживая в себе впечатление от щедрого ужина в компании маршала.

Впереди на дороге возникли человеческие силуэты, освещённые фарами – русский патруль. Ага, это очень хорошо, подумали дипломаты, что патруль не спит, стережёт покой освобождённого города.

Дипломаты не выразили возражения, когда им было велено выйти из машины. Нормально.

– Добро, добро, – поощряли они такие действия русских солдат и показывая руки, чувствуя себя надёжно защищёнными. Но дальнейшее обхождение не поглянулось. Русские экспроприировали не только то, что лежало на видном месте в салоне машины, но и то, что в карманах высоких персон – часы на руках первым делом. Это, наверное, было уж слишком. У персон случилась икотка. Они ведь совсем не полагали себя завоёванными.

Таким образом обобранные дипломаты-союзнички уже через час, а может и менее часа, совершив окольный круг, были снова в воротах резиденции Климента Ефремовича, который приняв расслабляющую ванну с морской солью, уже успел улечься в постель. Поднял его адъютант.

– Чего там? – спросил недовольно герой гражданской войны.

– Да это опять, какие были. Требуют немедленной аудиенции, – доложил адъютант в чине генерал-полковника.

– А что они хотят? Какой вопрос у них? – бурчал старый маршал, легенда прошлого.

– Не говорят, только икают, – отвечал генерал. – Сильно расстроены, блаженные, – при таких словах в глазах генерала прыгали почему-то весёлые искорки, будто бесенята.