Ворон. Перерождение

— Сильвер, ты как насчёт поучаствовать в записи? Группка одна нарисовалась — недурственная. Своего ударника у них нет — какой-то конфликт. Только сразу говорю — по деньгам глухо, но вот славы можешь хапнуть.

Вопросительно смотрю на него.

— Талантливые ребята, харизматичные — взлетят не сегодня, так завтра.

— Давай так — встретимся сперва, а потом и решать будем. А то мало ли.

Ребята оказались симпатичными, играли весьма качественный фолк-рок и были буквально помешаны на истории славян. Рассказывали о ней интересно, патриотично, но — близко к официальной версии.

* * *

— Да бред, — скривился Лёха, когда у нас зашёл разговор о великих правителях. Я называл Ивана Грозного, Петра, Екатерину Великую и других, известных по урокам истории.

— Пётр… Не зря его антихристом называли. Собери в кучку некоторые факты, известные не только историкам, но и достаточно широкой публике: насильно стриг бороды, буквально заставлял подданных курить и пить, носить иноземное платье. Известно?

— Известно, — несколько растерянно подтверждаю я. Оппонент удовлетворённо кивает и продолжает:

— В Нидерландах побывал в анатомическом театре… Морге, короче, — пояснил он, заметив, что я не слишком понимаю, — просто там проводились публичные вскрытия. Ну модно это было.

— Ни хрена себе мода! — Не сдержался я.

— Думаешь, сейчас сильно умнее, — сощурился Леха.

— Ладно. Так вот — он заметил, что одному из свиты зрелище не нравится, разозлился и велел тому ГРЫЗТЬ мёртвое тело. Неповиновение — смерть, беглецов ему выдавали, были уже прецеденты. Вернулся домой — там бунт стрельцов. Что делает Пётр? САМ становится палачом, пытает их, затем рубит головы — ПУБЛИЧНО — и заставляет это же делать свитских. Ты понимаешь, что такое палач в те годы?

— Их не любили, — коротко отвечаю ему. Лёха зло смеётся:

— Не любили? В большинстве городов Европы и Руси их даже в кабаки не пускали — вообще. Если же пускали — то самого последнего разбора — туда, куда ходят даже не нищие, а прокажённые и сифилитики. Представляешь — правитель великой страны — палач!

На минуту он затихает, затем снова начинает говорить. Видно, что на взводе — для него это не просто история — это его молодость.

— Возьмём самое безобидное на первый взгляд — бритьё бород и ношение одежды. Оставим в стороне суеверия и прочее. Ты в курсе, что те же испанцы всегда носили бороды и никто не считал их дикарями? Бороды или усы носили и большинство европейских военных. По крайней мере — в элитных частях. Растительность на лице — признак того, что ты не кастрат, не сифилитик[7], не мужеложец, наконец…

Помалкиваю…

— А одежда? — Продолжает владелец автомастерской. — Ты помнишь, какая она была в то время — неудобная и дорогая, да не по климату? Все эти башмаки, чулки, кафтаны, парики да треуголки… Считай, лет по десять жизни у дворян отобрал — воспаления лёгких, почек, да мочевого пузыря стали прямо-таки эпидемией. И так во всём! А достижения? Территория увеличилась, ага… А то, что людей стало на четверть меньше — это херня, бабы новых нарожают!

* * *

В общем, послушал-послушал — попросил не поднимать исторические темы, очень уж… задевает.

Глава пятнадцатая

— Зоран, Зоран, погоди! — Раздался крик нашей старосты. Вот уж человек оригинальный — не ходит, а бегает, не говорит, а кричит — и так во всём. Энергии море и потому ещё на первом курсе её выдвинули в старосты. Зря. Не скажу, что совсем провальная, но к этой бы энергии ещё и мозгов…

Не совсем всё плохо, но её интеллект как паровоз, что ли — способен ездить только по накатанным рельсам. Выучить что-то — запросто, а вот сделать хоть мелкое открытие — хрена. Подозреваю, что после учёбы она поработает-поработает по специальности (и то не факт) — да и пойдёт торговать лекарствами или медтехникой. Хотя… по общественной линии или куда-нибудь на госслужбу такие тоже нужны.

— Зоран! — Светка подбежала, так что орёт, по сути, едва ли не в ухо.

— Поговорить нужно.

— Ну говори — минут пятнадцать у меня есть, — сообщаю ей.

— Это долгий разговор.

Пожимаю плечами и ухожу.

— Давай тогда сейчас, — делает "одолжение" староста. Идём в кафешку, расположенную неподалёку, где я молча заказываю две вазочки мороженого. Зачерпнув мороженого, Света жмурится и тут же переходит к делу:

— Ты знаешь, что Вера беременна, а у Лики проблемы в семье? — С места в карьер начинает она. Не знаю — да и не интересно, за исключением буквально полудюжины человек я ни с кем не общаюсь — даже здороваюсь редко.

— Для них очень важно остаться в институте и ты должен отказаться от места на кафедре, — с напором произносит она.

— Нет, — равнодушно отвечаю ей, продолжая неторопливо поедать мороженое. Глаза у девушки округляются…

— Да как это нет! Ты парень, они девушки, неужели тебе не стыдно?! Когда ты откажешься, они смогут остаться на кафедре и комнаты в общаге будут за ними!

— Пошла на хуй, — коротко говорю ей и ухожу.