Ворон

С бархатной подушкой алой кресло к бюсту у дверей,

Бледный, до смерти усталый, пододвинул я украдкой,

Размышляя перед дряхлой, тощей, лысой птицей сей

С темным языком авгура. Иль под вещею загадкой

Горе новое таится, скрыта новая беда? -

"Nevermore" иль "Никогда".

Так сидел я, размышляя в полуночной тишине,

Уж вопросом не пытая старой птицы той, чьи очи

Ярким пламенем зарделись, прожигая душу мне.

Тихо гладя бархат алый, я другие вспомнил ночи…

Но Она подушки этой, как в минувшие года,

Не коснется никогда!

А потом так дивно было: воздух будто задрожал,

Словно ангелы кадила чуть звенящие качали

И курили фимиамы. Я к душе своей воззвал:

"О, вдыхай тимьян небесный! Позабудь юдоль печали

И утраченной Леноры неземной, лучистый взор!"

Каркнул ворон: "Nevermore!"

Полный вновь своей утраты, вскрикнул я: "Ответь, пророк,

Птица или бес проклятый! Там, средь звезд, в лазурной дали,

Встретить ли мне Рок дозволит – беспощадный, темный Рок -

Ту, что ангелы на небе светлым нимбом увенчали?

Поцелую ль я Ленору, Рай обретши навсегда?"

Каркнул ворон: "Никогда!"

Я вскочил, вопя: "Убийца, птица или демон – прочь!

Вынь из сердца, кровопийца, клюв сверлящий, клюв упорный!

О, покинь сей бюст Паллады, отлети в глухую ночь,

В царство мрачного Плутона! О, рассыпься, призрак черный!

Сгинь средь берегов туманных, средь заклятых адских гор!"

Каркнул ворон: "Nevermore!"

Он не двинулся; безмолвно, будто в думы погружен,

До сих пор царит он, словно украшая бюст Паллады.

И при свете лампы бледной тень отбрасывает он:

Тень на землю, тень на душу, тень на бывшие отрады,

И душе, душе бессильной, как в минувшие года,

Не влететь уж никогда.

Прага, 1952 г.

Нина Воронель 1956

Окна сумраком повиты… Я, уcтaлый и разбитый,

Размышлял над позабытой мудростью старинных книг;

Вдруг раздался слабый шорох, тени дрогнули на шторах,

И на сумрачных узорах заметался светлый блик, -

Будто кто-то очень робко постучался в этот миг,

Постучался и затих.

Ах, я помню очень ясно: плыл в дожде декабрь ненастный

И пытался я напрасно задержать мгновений бег;

Я со страхом ждал рассвета; в мудрых книгах нет ответа,

Нет спасенья, нет забвенья, – беззащитен человек, -

Нет мне счастья без Леноры, словно сотканной из света

И потерянной навек.

Темных штор неясный шепот, шелестящий смутный ропот,

Шепот, ропот торопливый дрожью комкал мыслей нить,

И стараясь успокоить сердце, сжатое тоскою,

Говорил я сам с собою: "Кто же это может быть?

Это просто гость нежданный просит двери отворить, -

Кто еще там может быть?"

Плед оставив на диване, дверь открыл я со словами: