Дверь во двор открыл я: кто ты, запоздалый визитер?
Тьма – и кончен разговор!
Самому себе не веря, замер я у темной двери,
Словно все мои потери возвратил во мраке взор. -
Но ни путника, ни чуда: только ночь одна повсюду -
И молчание, покуда не шепнул я вдаль: Линор?
И ответило оттуда эхо тихое: Линор…
И окончен разговор.
Вновь зарывшись в книжный ворох, хоть душа была как порох,
Я расслышал шорох в шторах – тяжелей, чем до сих пор.
И сказал я: "Не иначе кто-то есть во тьме незрячей -
И стучится наудачу со двора в оконный створ".
Я взглянул, волненье пряча: кто стучит в оконный створ?
Вихрь – и кончен разговор.
Пустота в раскрытых ставнях; только тьма, сплошная тьма в них;
Но-ровесник стародавних (пресвятых!) небес и гор -
Ворон, черен и безвремен, как сама ночная темень,
Вдруг восстал в дверях – надменен, как державный визитер
На плечо к Палладе, в тень, он, у дверей в полночный двор,
Сел – и кончен разговор.
Древа черного чернее, гость казался тем смешнее,
Чем серьезней и важнее был его зловещий взор.
"Ты истерзан, гость нежданный, словно в схватке ураганной,
Словно в сече окаянной над водой ночных озер.
Как зовут тебя, не званный с брега мертвенных озер?"
Каркнул Ворон: "Приговор!"
Человеческое слово прозвучало бестолково,
Но загадочно и ново… Ведь никто до этих пор
Не рассказывал о птице, что в окно тебе стучится, -
И на статую садится у дверей в полночный двор,
Величаво громоздится, как державный визитер,
И грозится: приговор!
Понапрасну ждал я новых слов, настолько же суровых, -
Красноречье – как в оковах… Всю угрозу, весь напор
Ворон вкладывал в звучанье клички или прорицанья;
И сказал я, как в тумане: "Пусть безжизненный простор.
Отлетят и упованья – безнадежно пуст простор".
Каркнул Ворон: "Приговор!"
Прямо в точку било это повторение ответа -
И решил я: Ворон где-то подхватил чужой повтор,
А его Хозяин прежний жил, видать, во тьме кромешной
И твердил все безнадежней, все отчаянней укор, -
Повторял он все прилежней, словно вызов и укор,
Это слово – приговор.
Все же гость был тем смешнее, чем ответ его точнее, -
И возвел я на злодея безмятежно ясный взор,
Поневоле размышляя, что за присказка такая,
Что за тайна роковая, что за притча, что за вздор,
Что за истина седая, или сказка, или вздор
В злобном карке: приговор!
Как во храме, – в фимиаме тайна реяла над нами,
И горящими очами он разжег во мне костер. -
И в огне воспоминаний я метался на диване:
Там, где каждый лоскут ткани, каждый выцветший узор
Помнит прошлые свиданья, каждый выцветший узор
Подкрепляет приговор.