наступит утро, и этот так же покинет меня, как мои прежние, уже
исчезнувшие, надежды". Тогда птица сказала: "Больше никогда!"
Весь задрожал я, услыхав такой ответ, и сказал: "Без сомнения,
слова, произносимые птицею, были ее единственным знанием,
которому она научилась у своего несчастного хозяина, которого
неумолимое горе мучило без отдыха и срока, пока его песни не стали
заканчиваться одним и тем же припевом, пока безвозвратно погибшие
надежды не приняли меланхолического припева: "никогда, никогда
больше!"
Но ворон снова вызвал в моей душе улыбку, и я подкатил кресло
прямо против птицы, напротив бюста и двери; затем, углубившись в
бархатные подушки кресла, я принялся думать на все лады, старался
разгадать, что хотела сказать эта вещая птица древних дней, что хотела
сказать эта печальная, неуклюжая, злополучная, худая и вещая птица,
каркая свое: "Больше никогда!"
Я оставался в таком положении, теряясь в мечтах и догадках, и, не
обращаясь ни с единым словом к птице, огненные глаза которой
сжигали меня теперь до глубины сердца, я все силился разгадать тайну, а
голова моя привольно покоилась на бархатной подушке, которую ласкал
свет лампы, -на том фиолетовом бархате, ласкаемом светом лампы, куда
она уже не склонит своей головки больше никогда!
Тогда мне показалось, что воздух начал мало-помалу наполняться
клубами дыма, выходившего из кадила, которое раскачивали серафимы,
стопы которых скользили по коврам комнаты. "Несчастный! – вскричал я
себе. – Бог твой чрез своих ангелов дает тебе забвение, он посылает тебе
бальзам забвения, чтобы ты не вспоминал более о своей Леноре! Пей,
пей этот целебный бальзам и забудь погибшую безвозвратно Ленору!"
Ворон каркнул: "Больше никогда!"
"Пророк! – сказал я, – злосчастная тварь, птица или дьявол, но
все-таки пророк! Будь ты послан самим искусителем, будь ты выкинут,
извергнут бурею, но ты – неустрашим: есть ли здесь, на этой пустынной,
полной грез земле, в этой обители скорбей, есть ли здесь, – поведай мне
всю правду, умоляю тебя, – есть ли здесь бальзам забвенья? Скажи, не
скрой, умоляю!" Ворон каркнул: "Больше никогда!"
"Пророк! – сказал я, – злосчастная тварь,.птица или дьявол, но
все-таки пророк! Во имя этих небес, распростертых над нами, во имя
того божества, которому мы оба поклоняемся, поведай этой горестной
душе, дано ли будет ей в далеком Эдеме обнять ту святую, которую
ангелы зовут Ленорой, прижать к груди мою милую, лучезарную
Ленору!" Ворон каркнул: "Больше никогда!"
"Да будут же эти слова сигналом к нашей разлуке, птица или