Ворона цвета белый металлик

Он был одет в серую замызганную и обожжённую толстовку с наполовину оторванным карманом, угловыми дырками будто от гвоздей и шорты, которые, девушка была уверена, при жизни были джинсами, после чего над штанинами надругались тупые ножницы, и получилось то, что получилось.

Руки его были мозолистыми, а ступни, обутые в сиреневые шлёпки, – грязными.

Лицо у гостя было круглое, открытое, с неровной щетиной и шрамом на веке, отчего имело немного зловещее выражение.

Но стоило мужчине виновато, но радостно улыбнуться, как впечатление совершенно поменялось: перед ней стоял добрый и бесконечно одинокий человек.

Боже, как от него воняет!

– Вы?..

– Давай на ты. Здесь всё равно больше никого нет. Я Костик. Бессменный диджей радио для реалистов. Это как театр одного зрителя, только для слушателей.

Парень безрадостно рассмеялся. В руке у него дымила раструбом странная штука. Он понюхал жерло трубы:

– Газовая горелка, представляешь? Ох, да ты совсем голая.

И отвернулся. Но свободную руку протянул. Даша невольно ответила на предложенное рукопожатие. Но, как оказалось, цель была не в этом. Костик просто помог ей встать, а потом вытер испачканную в слизи ладонь прямо о многострадальную красную толстовку.

– Посмотри в шкафу. Там должна быть одежда, в которой ты поступила.

Полная, рыхлая, жалкая, расчерченная как свиная туша и ненавистная самой себе, Даша пошлёпала по периметру комнаты к шкафу.

Им оказалась ещё одна прорезь в стене, которая, впрочем, отреагировала на прикосновение. В запаянном пакете обнаружилась одежда, похожая то ли на тюремную робу, то ли на больничную пижаму.

Она покосилась на Константина. Тот стоял всё так же отвернувшись. Девушка оделась, заодно осознав, что наряд ей пожалуй что и маловат.

Безудержно захотелось обратно в кисель. Костик словно угадал её мысли, открыто улыбнулся и протянул руку.

3.

Прямо из монструозных куч мусора, где было всё, что только мог придумать воспалённый человеческий гений, вырастали широченные квадратные колонны. Приглядевшись, Даша поняла, что это дома. Но какой контраст с привычными фигурными небоскребами. Ни балконов, ни стеклянных поверхностей, ни голографических реклам. Никаких украшений и архитектурных акцентов. Просто унылая серая поверхность со швами замурованных окон.

На верхушках ужасных домов лежало свинцовое небо. Между их основаниями струилась дорога, заваленная кучами мусора.

– Вот так мы живём на самом деле, – пробасил Константин, прислонив ладонь козырьком ко лбу, – Но это не страшно. Главное, что на самом деле.

Даша лишилась речи и попыталась уплыть в спасительный обморок, но неделикатная пощёчина вернула её в реальность.

– Почему ты остался здесь? – спросила Даша, чутьём понимая, что её собеседник навсегда покинул виртуал. – Почему не возвращаешься?

Он оставил вопрос без ответа. Это и был ответ.

4.

– А что ты обычно ешь? – спросила Даша.

– Опомнись! Вокруг свалка-кормилица. Запасы неисчерпаемые. Кто бы мог подумать, что синтетическая еда когда-нибудь станет такой желанной. Сколько на неё раньше ругались, смешно сказать: вредная и опасная, настоящий маркер для нищебродов. Но вот какая штука – она совершенно не портится. Иногда я думаю, что руины нашей цивилизации через тысячелетия будут исследовать не в библиотеках и научных центрах, а по упаковкам синтетической еды. Причём со свалки. Вот – хочешь?

Он протянул батончик в мятой цветастой упаковке. Даша взяла его в руку. Ей улыбался мультяшный человечек, а под ним извивалась надпись “ПротеIN/OUT – самая натуральная синтетика”.

Кислотно-зелёный батончик оказался неожиданно вкусным, хоть и обладал непривычно резким вкусом – без всяких нюансов и полутонов. И поэтому, как показалось девушке, честным.

– Запей, а то будет язык щипать, – сказал Костя и протянул запечатанную бутылочку с водой. Даша открыла и отхлебнула – как вкусно!

– Нравится? У меня такими батончиками два соседних жилотсека забиты.

– А где жильцы?

– Да хрен их знает. Пустых ячеек тут вообще дофига.

5.

Местами ржавый, мятый, но оттого ещё более брутальный харлей нёсся по дороге, огибая мусорные кучи и распугивая вороньё и крыс. За кормой вспухал клубами сизый дым.

Мотоцикл торжествующе тарахтел, и тирольское эхо гуляло меж бетонных поверхностей.

В ушах свистело. Даша что есть сил обнимала Костика, и было ей, несмотря на весь ужас окружающего запустения, на разруху и тлен, легко, светло и свободно.

Она что-то кричала, понимая, что в грохоте убитого движка её никто не услышит. Но это было неважно, потому что свобода пьянит всегда, какой бы грязной и неприглядной ни была.

Да и некому тут было её услышать.

6.

Это был странный, невозможный, немыслимый секс – прямо на склоне мусорной кучи, прикрытой драным матрасом в жёлтых пятнах, из которого лезла вата.

Костя издавал симфонию вони. Даша была вся склизская от питательного киселя. На неё налипли пыль, бумажные и полиэтиленовые обрывки, песок и мелкие камушки.

Они двигались, всё ускоряя ритм.

Но при этом Даша ощущала себе настоящей и пронзительной, словно закатное небо перед морозным днём.