Воронье

– Только во время отпуска, – солгал Поль (и в будни свободного времени было достаточно). – К сожалению, я не могу рисовать из головы, мне нужна натура. Люди и животные меня не слишком интересуют, мне по-прежнему больше нравятся здания, а лучше всего руины.

Ахим кивнул, соглашаясь, словно питал такую же любовь к эстетике запустения. И почтительно поинтересовался, нельзя ли ему посмотреть рисунки Поля.

Прежде чем отправиться за своими работами, Поль несколько минут колебался. Он подозревал, что его манера обстоятельно рассуждать обо всем наводила на большинство слушателей скуку, и свои наброски тоже показывал неохотно, сознавая их несовершенство.

И все-таки он показал Ахиму виды Гейдельбергского замка.

– Надеюсь, ты сможешь уловить прелесть. Но с Пиранези или Каспаром Давидом Фридрихом меня, разумеется, сравнивать не надо.

Брат глуповато хихикнул.

– А вот мои любимые, – нежно сказал Поль. – Помнишь, Ахим, как бабушка читала нам стихи? Там была одна длиннющая баллада, которую она знала наизусть от начала до конца. – Ахим отрицательно покачал головой, но Поль продолжил: – Одна строчка произвела на меня огромное впечатление:

И лишь одна колонна стоит, еще стройна,
Но цоколь покосился, и треснула она. [6]

Поэтому я и начал рисовать колонны, но они непременно должны были уже разрушаться.

Ахим засмеялся, словно услышал каламбур, и взял из рук Поля папку с рисунками.

Первый рисунок одновременно являлся и обложкой. Рядом с покосившимся обелиском витиеватым старомодным шрифтом было выведено: «Последняя колонна». Затем следовали наброски столбов, колонн, опор и распорок, полуколонн с кариатидами и атлантами, украшенными пальмами, орлами и цветками лотоса, дорическими, ионическими и коринфскими капителями. Все колонны носили следы разрушения или уже лежали на земле. Проросшая трава или заросли кустарников, изображенные Полем, подчеркивали недолговечность рукотворной роскоши.

Чем дольше Ахим листал работы, тем больше его забавлял сюжет.

– Да ты просто какой-то певец колонн! – воскликнул он. – А хочешь знать, что сказал бы об этом психолог?

Поль поморщился.

– Что ты в фаллических символах сублимируешь свою импотенцию, – продолжал веселиться Ахим.

Поль был глубоко задет и начал закипать.

– Не злись, – успокоил его Ахим, – это просто шутка. Впрочем, каждый мужчина временами боится осечки в этом деле.

Но Полю, ни в грош не ставившему дилетантскую психологию, было вовсе не смешно, когда над ним подшучивали. Он пробурчал что-то о боли и отправился в постель. Через пять минут Ахим просунул голову в дверь его комнаты.

– Эй, братишка! Я пойду подышу свежим воздухом, скоро вернусь, – сказал он и вышел в холодный сырой день.

Оставшись один, Поль собрал свои рисунки и запер. Куда с большим удовольствием он запер бы входную дверь.

После обеда Ахим предложил навестить в больнице Аннетту.

Ей стало заметно лучше.

– Лечащий врач сказал, что на лице не останется никаких шрамов. Маркус, кстати, хотел при случае с тобой поговорить, но сейчас его нет, – произнесла она бесцветным голосом.

Поль спросил, не нужно ли ей чего-нибудь.

Аннетта ответила, что читать еще тяжело, она почти все время спит. Может быть, фруктов? Жаль, что в доме нечего есть, но она не знала, что будут гости…

Поль прервал ее:

– Ахим купил продукты и приготовил еду, и отличную!

Аннетта с удивлением посмотрела на брата мужа.

– Может быть, ты дашь Полю несколько уроков? – спросила она. – В том, что касается кухни, мы оба полные бездари.

Когда братья вернулись домой, Ахим прямиком направился в кухню. Хотя Поль и надеялся, что брат после ужина уедет, отказываться от хорошей еды ему все же не хотелось. На этот раз в меню не было ничего средиземноморского: рейнское жаркое из говядины, вымоченной в уксусе, с клецками по-швабски.

– Я подумал, что ты будешь рад этому фирменному маминому блюду, – сказал Ахим. – Правда, не знаю, покупала она готовые клецки или делала тесто сама.

– Как тебе могла прийти в голову такая абсурдная мысль?! – возмутился Поль. – Мама никогда не покупала полуфабрикаты!

– Вынужден тебя разочаровать, – возразил Ахим. – Совсем недавно мы говорили с ней об этом. Ради экономии времени мама часто халтурила. Уж святой-то она никогда не была, и у меня есть тому доказательства.

Ахим, наверное, не предполагал, что его слова будут Для Поля как удар дубиной по голове.

Может быть, он все-таки переспал с их не такой уж святой матерью? На какую-то минуту Поль почувствовал себя Каином прямо перед братоубийством, только Ахим ничуть не напоминал добродетельного Авеля. Поль подавил гнев, но продолжить есть смог только с большим напряжением. Ахим так старался, готовил, хотел его подбодрить, возил на машине и, наверное, с большим удовольствием провел бы этот день со своей подружкой, чем с ним. Полю следовало быть благодарным. С трудом справившись с раздражением, он выдавил из себя бессильное:

– Когда собираешься уезжать?