Воронье озеро

Люк встал, усадил на стул Бо, взял тарелку и принялся накладывать себе свинину. В голове у меня гудело, будто там поселился пчелиный рой. Тетя Энни застыла неподвижно, сцепив на коленях руки, опустив взгляд. Веки у нее до сих пор были красные.

– Дай! – выкрикивала Бо, подпрыгивая на стуле и вытягивая шею, чтобы заглянуть в миску с яблочным пюре. – Дай!

Мэтт отрезал:

– Нет уж, спасибо.

Люк уставился на него:

– Что?

– Знаю, для чего ты это затеял. Нет уж, спасибо.

– Что ты несешь?

– А каково было бы тебе на моем месте? – спросил Мэтт. Он был весь белый как простыня. – Если бы я отказался от законного места в университете, чтобы ты мог поступить, – как бы ты себя чувствовал? И как бы ты жил после этого?

Люк ответил:

– Ты тут вообще ни при чем, это все ради Бо и Кейт. А еще потому, что я сам так хочу.

– Так я тебе и поверил! Ты это затеял из-за вчерашних слов Кейт.

– Да плевать я хотел, веришь ты или нет. Вот стукнет тебе восемнадцать, можешь забрать свою долю и свалить в Тимбукту, мне все равно.

Он навалил себе в тарелку еды, подхватил Бо, пересадил на пол, а сам сел за стол и принялся есть.

– Дай! – кричала Бо. – Дай… пюре!

Люк взял со стола миску и поставил перед нею на пол.

Мэтт взмолился:

– Тетя Энни, скажите ему, что так нельзя!

Я непонимающе уставилась на него. Люк предлагает спасительный план, а Мэтт его отвергает. Как тут поверить брату? В голове не укладывается. Лишь спустя годы я поняла, как отчаянно желал он того, что предлагал Люк, – не только для себя, но и для нас с Бо – и как тяжело и больно было ему от того, что не может он принять этот дар.

Он повторил:

– Тетя Энни! Скажите ему!

Тетя Энни пристально разглядывала блюдо с мясом. Вздохнув, она сказала:

– Люк, к сожалению, Мэтт прав. Ты поступаешь благородно, очень благородно, но, боюсь, ничего не выйдет.

Люк метнул на нее взгляд, не отвлекаясь от еды. Из-под стола доносилось чавканье Бо.

– Слышали бы тебя сейчас родители – гордились бы тобой, – сказала тетя Энни. И улыбнулась Люку. Лицо у нее было бледное, застывшее, как у Мэтта. Вот что еще я поняла лишь спустя годы – как тяжело пришлось тогда тете Энни. Она хотела все устроить так, как будет лучше для нас, – ради брата, а еще, думаю, потому, что привязалась к нам вопреки всему, что ей пришлось из-за нас пережить, – а возможности были ограничены. Наверняка она понимала, что жертва Люка стала бы ответом на все вопросы, понимала она и мучения Мэтта. А главное, видела, что Люк сам по-настоящему не представляет, на что идет.

– Ты же не потянешь, Люк, в том-то все и дело. Странно, как мистер Левинсон не понимает. Ну да, конечно, ведь он мужчина.

Люк поднял взгляд, продолжая жевать.

– Он не знает, какой тяжелый это труд, детей растить. Это же беспрерывная работа, без выходных. У тебя не получится и этим заниматься, и зарабатывать столько, чтобы всех вас прокормить. Даже с нашей помощью. Я имею в виду, постоянно.

– Мэтт будет помогать, на каникулах работать.

– Даже с помощью Мэтта тебе не справиться. Ты не представляешь, что это такое, Люк. Тебе неоткуда знать. В эти дни я старалась тебе помогать с девочками, а хозяйство я веду уже тридцать лет.

– Да, но вы к детям не привыкли, – возразил Люк. – Ну а я привык.

– Ошибаешься, Люк. Одно дело с ними жить, другое – за них отвечать. Заботиться о них. Обеспечивать всем необходимым, много-много лет. Это ежедневная, неустанная работа. Ради бога, да одна только Бо – каторжный труд!

– Да, зато мы с ней прекрасно ладим, – ответил Люк. И вспыхнул. – Я не говорю, что вы с ней не ладите. Я о том, что со мной ей проще. Я точно справлюсь. Будет нелегко, понимаю, но соседи помогут и все такое. Как-нибудь да выкрутимся. Справлюсь, куда я денусь!

Тетя Энни выпрямилась и в упор посмотрела на Люка. В тот миг я уловила в ней сходство с отцом, он делал точно такие же глаза, если видел, что спор зашел слишком далеко и пора закругляться. И заговорила она тоже по-отцовски:

– Люк, тебе неоткуда знать. Первое время все будет хорошо, но чем дальше, тем труднее. Соседи не смогут вечно вам помогать. Мэтт уедет, и останешься ты один с двумя детьми на руках. И поймешь, что жизнь свою променял на…

– Это моя жизнь, – ответил Люк. – Имею право ею распоряжаться, я сам так хочу.

Сказал он это решительно, дерзко, упрямо, но вилку отложил, запустил обе руки в волосы. Он тоже увидел в тете Энни отца.

Тетя Энни сказала:

– Это сейчас ты так хочешь. А через год все может измениться, но свой шанс ты уже упустишь. Ты уж прости, Люк, не могу тебе позволить…

Речь ее оборвал другой звук – тонкий, пронзительный. Всхлип. Я услышала, будто со стороны, свой плач. Оказалось, рот у меня разинут, глаза лезут из орбит и я рыдаю, рыдаю. Все смотрели на меня в упор, а я дрожащими губами с трудом пыталась выговорить:

– Ну пожалуйста… ну… ну… ну пожалуйста…

Часть вторая

8