Воронье озеро

Я вдруг напряглась. Где же я оставила приглашение? С припиской Мэтта: Если хочешь, приезжай не одна. И оно тоже там, с фотографией? Видел ли Дэниэл?

– У вас у всех такие чудесные волосы?

– Подумаешь, светлые, что тут особенного?

Он, должно быть, что-то уловил в моем голосе – глянул на меня с любопытством и отложил фотографию.

– Извини. Просто увидел ее здесь, и бросилось в глаза фамильное сходство.

– Ага, – отвечала я небрежно, – понимаю. Все говорят, что мы похожи.

Так видел он приглашение или нет?

* * *

Дэниэл, кстати, с родителями меня познакомил почти сразу, в первый же месяц. Мы пришли к ним на ужин. Дом у них и впрямь под стать выдающимся ученым – особняк прошлого века, с табличкой на стене, в квартале от университета, под названием Профессорский городок. Всюду картины – подлинники, не репродукции – и скульптуры. Мебель старинная, добротная и блестит по-особому, как будто ее раз в неделю заботливо натирали не меньше ста лет кряду. В той среде, откуда я родом, такую изысканность не одобряют, считают признаком суетности. Но, по-моему, думать так – тоже разновидность высокомерия, и мне их дом показался скорее интересным, чем вычурным.

И все равно вечер вышел неуютным. Обстановка мне понравилась – ужинали мы вчетвером в столовой с темно-красными обоями, за овальным столом, где свободно уместились бы человек десять, – а вот родителей Дэниэла я, напротив, побаивалась. Оба они говорливые, оба заядлые спорщики, постоянно друг другу противоречат, так что в воздухе искрит от возражений, опровержений и колкостей. То один, то другой из них нет-нет да и вспоминал, что мы рядом, замирал в разгар атаки, делал озабоченное лицо, говорил что-нибудь наподобие: «Дэниэл, плесни-ка Кэтрин еще вина» – и вновь бросался в бой.

Мать Дэниэла то и дело говорила: «Кэтрин, отец Дэниэла хочет вас привлечь на сторону такого-то». И, косясь на меня, поднимала соболиную бровь, ожидая, что я посмеюсь – дескать, ну и болван такой-то! На ней невольно задерживаешь взгляд – высокая, худощавая, с серебристой сединой в волосах, коротко подстриженных сзади, а впереди падающих на лицо острым косым клином.

Отец Дэниэла – ростом он пониже, но от него исходит тяжеловесная сила и яростный, едва сдерживаемый напор – в ответ улыбался и вытирал салфеткой рот, а взгляд у него был как у снайпера, наметившего цель. Жену он называл «достопочтенный доктор». «Достопочтенный доктор пытается вас завербовать в свои союзники, Кэтрин. Не поддавайтесь, логика не на ее стороне…»

Я сидела, слушала, отвечала, если требовался ответ, а про себя гадала, по какой прихоти природы у этой пары родился Дэниэл, само добродушие и миролюбие.

Дэниэл между тем, не обращая на них внимания, налегал на рагу из оленины. Меня потрясла его смелость, как он вообще отваживается кому-то их показывать, будь у меня такие родители, виду бы не подавала, что мы знакомы, и я ждала, что наедине со мной он за них извинится. Но так и не дождалась. Он как будто считал их вполне обычными. И предполагал, что я буду относиться к ним хорошо или хотя бы терпимо, ради него. И в самом деле, стоило мне узнать их поближе, они мне стали даже нравиться, только в небольших дозах. Оба меня привечают, и мне с ними интересно. Да и не мог бы у совсем уж кошмарных людей родиться Дэниэл, пусть даже по прихоти природы.

Однако Дэниэл принимал как данность, что надо меня с ними познакомить. Если у тебя появился близкий человек, положено ввести его в свой семейный круг. После той первой встречи мы собирались вместе довольно часто, примерно раз в месяц, то у них дома, то в ресторане в центре города. Или они звонили Дэниэлу, или он сам говорил: пора наведаться в Военное министерство, так он их называл. Он, само собой, не сомневался, что я тоже рада буду их видеть. Я и была рада.

Но и он, в свой черед, от меня ждал того же. При том что родные мои далеко, он все равно удивлялся, мягко говоря, что я до сих пор не позвала его с собой домой. Это я знала с его же слов, еще за месяц до того, как пришло приглашение от Саймона.

Мы ужинали с друзьями – коллегой с кафедры и его молодой женой, – и они рассказывали о своем первом семейном Рождестве. Сочельник они провели с его родными, а Рождество – с ее; никому такой расклад не понравился, да еще и с места на место им пришлось ехать сто миль в метель. Они пытались нас развеселить, но на меня их рассказ навел тоску. Дэниэл на обратном пути был необычно молчалив, и я решила, что и он того же мнения. Я, кажется, сказала: что ж, хотя бы у них есть повод посмеяться, а Дэниэл ответил: гм… И, помолчав с минуту, спросил:

– Кейт, куда мы движемся?

Я думала, он спрашивает, куда мы едем, к нему или ко мне. Он снимал квартиру под самой крышей развалюхи в полумиле от университета. Там сумрачно, все обшарпанное, окна крошечные, а низенькие толстые батареи жарят так, что форточки не закрываются круглый год, зато там есть где повернуться, не то что в моей коробчонке, так что обычно мы ездили к нему. Я ответила:

– К тебе?