Воронье озеро

Люк съездил ему кулаком. В прежние времена, когда все было хорошо, Люк частенько распускал руки – всякий раз, когда не мог ответить на очередную колкость Мэтта. Злости тут не было, не то что в их настоящих драках, редких, но ужасных. Этим способом Люк всего лишь напоминал: полегче, малявка, не то в порошок сотру! Мэтт и не думал давать сдачи, словно считал это ниже своего достоинства. Он только потирал ушибленное место и продолжал острить.

– С утра до вечера к нам очередь из прелестниц: миссис Лукас, миссис Тэдворт, миссис Станович. Все у дверей поджидают – язык на плечо, хвостами машут!

– Отвяжись, – буркнул Люк. Он начал мыть посуду, хватаясь то за одно, то за другое. Мэтт сидел за столом к нему спиной.

– Никогда не говори как Люк, – шепнул мне Мэтт. – Такие фразы в ходу у косноязычных, у тех, кто споры привык решать кулаками.

– Ну так они и этот спор решат кулаками, – сказал Люк. – Терпение у них вот-вот лопнет.

Я уже вовсю хихикала, давно со мной такого не случалось. Мэтт продолжал с каменным лицом:

– Тут такое дело, – он сурово глянул на меня, нахмурился, – говорят, кое-кто из женщин, особенно одна – имени не назову, хоть и мог бы, скажу только, что она рыженькая, – находит Люка неотразимым. До того, что не может от него отлипнуть ни на минуту. Не понимаю, чем Люк ее прельстил, но я-то мужчина. Ну а ты женщина. Что скажешь? Люк и вправду неотразим?

– Мэтт! – возмутился Люк. – Заткнись!

Люк оторвался от работы, замер, но руки по-прежнему держал в раковине.

– Мне правда интересно, – не унимался Мэтт. – Как думаешь? По-твоему, он неотразим?

– Нет, – хихикнула я.

– Мэтт… – тихо сказал Люк.

– Так я и думал. Тогда почему эта рыженькая… Ох! Эй, ты чего?

Мэтт крутанулся на стуле, стиснув плечо. Удар Люка чуть не сбил его под стол. Люк и не думал улыбаться. Он стоял возле раковины, с рук капала мыльная вода.

Мэтт поднял на него взгляд, и чуть погодя Люк сказал сердито:

– Говорю же, заткнись.

* * *

Теперь я знаю почему, до ответа додумалась лишь годы спустя. Случилось кое-что, о чем Мэтт не знал, но с тех пор говорить, тем более шутить с Люком о Салли Маклин стало опасно.

Дело было в субботу, за неделю до того разговора. Мэтт работал тогда на ферме у Паев. Осенняя пахота давно осталась позади, теперь надо было починить заборы, вдобавок Кэлвин Пай решил залить бетоном пол в амбаре, и Мэтт работал, а мы с Люком и Бо остались дома – заготавливали во дворе дрова.

За последние недели несколько раз выпадал снег и сразу таял, но все равно уже пахло зимой. Воздух был тихий, как бывает только в предзимье. Тишь стояла и на озере. Вода вдоль берега затянулась ледяной корочкой – тонкой, кружевной, в песчинках, иногда к обеду она таяла, но наутро всегда застывала вновь и становилась толще день ото дня.

Словом, пришла пора поскорей запастись дровами, и в ту субботу мы втроем принялись за работу. Люк раскалывал чурбаки, я собирала хворост, а Бо хватала из поленницы все, что складывал туда Люк, и растаскивала куда попало. Был уже пятый час, вечерело, солнце вот-вот спрячется за деревьями. Я пошла в лес наломать с поваленного дерева веток на растопку, а когда вернулась с охапкой, то застала во дворе Салли Маклин – та, прислонившись спиной к поленнице, болтала с Люком.

На Салли был толстый темно-зеленый свитер домашней вязки, оттенявший белизну кожи и рыжину волос, а глаза, подведенные черным карандашом, казались огромными. Болтая с Люком, она играла с волосами – то локон на палец накрутит, то кончик пряди во рту мусолит.

Люк поигрывал топором – то опустит обухом вниз, держась за самый конец топорища, то взмахнет им в воздухе, то проведет подушечкой пальца вдоль лезвия, проверяя остроту, и вновь сосредоточенно рубит воздух.

Салли что-то рассказывала, но, завидев меня, осеклась, на лице мелькнула досада, однако она тут же взяла себя в руки, улыбнулась мне. И говорит Люку:

– Славные у тебя сестрички. И здорово у тебя получается их нянчить. Все говорят.

– Да? – отозвался Люк. И по привычке оглянулся на Бо. Та складывала маленькую поленницу шагах в десяти от большой – сваливала друг на друга чурбаки, а те скатывались. Видно было, что она вот-вот разозлится; она приговаривала: «Вот эта, и эта, и эта», с каждым разом все громче.

– Да, – сказала Салли. – Все говорят: просто чудо какое-то. Ты ведь все сам для них делаешь, да?

– В основном, – ответил Люк, не спуская глаз с Бо.

Задержала на ней взгляд и Салли, голову она склонила набок, уголки губ приподнялись. Странная вышла улыбка, Салли будто примеряла ее перед зеркалом, как платье.

Она сказала, продолжая улыбаться:

– Какая же она прелесть, правда?

– Бо? – Люк будто не сразу понял, о ком речь.

– Вот эта, – хмуро сказала Бо, бросив сверху на поленницу чурбак величиной с себя. Поленница развалилась. – Плохая палка! – закричала Бо. – Плохая, плохая палка!

– Смотри, – сказал ей Люк. И, прислонив к поленнице топор, нагнулся к Бо. – Вот как надо складывать, видишь? С каждой стороны по большому полену, а между ними маленькие, вот так.

Бо, сунув в рот большой палец, прижалась к ноге Люка.