Воронье озеро

И миссис Станович стала к нам приходить по вторникам и четвергам, а Люк валил у мистера Тэдворта лес, расчищал ему участок. Миссис Станович и Бо не во всем находили общий язык, но в итоге поладили. Миссис Станович разрешала Бо громыхать на кухне кастрюлями, а та ей – делать уборку, а когда миссис Станович позволяла Бо поиграть кастрюлями в столовой, Бо ей давала привести в порядок кухню. А потом Бо можно было взять в постель любые книжки, с условием, что она полежит спокойно час, пока миссис Станович драит кастрюли и готовит ужин. Когда я возвращалась из школы, Бо разрешали встать, а нам вместе – заниматься чем угодно, лишь бы мы ей не мешали «отмывать эти окна» или вершить другие великие дела. На моей памяти никто больше не успевал столько сделать за день. Дом преобразился.

Иметь дело с миссис Станович стало проще – наверное, потому, что она успокоилась. Первое время, когда я приходила из школы, она неслась к двери и душила меня в объятиях, но это вскоре сошло на нет. Видно, она почувствовала, до чего мне неприятно. Такое не спрячешь. Обнимать меня было все равно что обнимать ящерицу.

Надеюсь, она понимала, что мы ей благодарны. То есть не совсем так. Надеюсь, мы были ей благодарны. Мне тогда казалось, что мы не чувствуем благодарности, и совесть была неспокойна. Но, может быть, это и неважно, ведь не ради нас одних она старалась.

18

Лори Пай ушел из дома в апреле, субботним днем. Точной даты не назову, потому что тете Энни я об этом не писала, помню только, что дело было в апреле – погода стояла тогда обманчиво теплая, и мы поверили, что зиме конец, – и что была суббота, Мэтт работал у Паев и видел, как Лори уходил.

Мэтт в тот день про это почти не рассказывал. Сказал только, что старик Пай и Лори повздорили и Лори сбежал, вот и все. Как-никак и он, и Люк не раз видели, как Кэлвин и Лори скандалят. И Лори раз-другой удирал, когда был еще маленький, но неизменно возвращался.

В ту ночь оказалось, что обманщица-зима и не думала уходить, похолодало до минус десяти. Мэтт беспокоился, ведь Лори ушел в одной тоненькой рубашке. А Люк на это ответил: тем скорее вернется. Может, он уже дома, а мистер Пай поостыл немного. Мэтт, подумав, согласился.

В воскресенье, однако, никто из Паев в церкви не появился, и на сей раз не из-за снежных заносов. Мэтт шел домой понурый, и в голове у меня будто взвыла сирена. Раз Мэтту неспокойно, то неспокойно и мне; какая бы ни случилась беда, она наша общая. И я притихла, навострила уши и после обеда, когда Мэтт с Люком мыли посуду, узнала, что стряслось. И хоть история была мрачная, я все-таки вздохнула с облегчением, потому что нас это не касалось.

В субботу мистер Пай, Лори и Мэтт резали бычка. Из фермерских работ для Мэтта эта была самая тягостная. К животным он относился без сантиментов, и все равно ему было тошно, особенно как в тот раз – бычок тогда понял, что его ждет, и встретил смерть в ужасе. Забивали они втроем, мистер Пай получил удар копытом и еще пуще распалился.

Мистер Пай, рассказывал Мэтт, раскричался на Лори – мол, тот отлынивает. Назвал его никчемным, сказал, что проку от него как от девчонки, что Лори в свои пятнадцать ни черта на ферме не умеет. А все потому, что не старается, не слушает. Тупой, как этот чертов бык.

А бычок тем временем истекал кровью. Лежа на боку, он тяжело дышал и бился, а жизнь его уходила по капле в почву.

Лори ответил:

– Весь в тебя.

Он стоял на коленях, опираясь на круп бычка, но, прежде чем заговорить, выпрямился во весь рост. Бычок уже почти затих. По его телу волнами пробегала дрожь, как рябь по озеру. Вокруг него натекла лужа темной густой крови. Мэтт, сидя на корточках возле головы бычка, крепко держал его за рога. Нижний рог пропахал в земле глубокую борозду.

Кэлвин в это время вытирал нож о тюк лежалой соломы. Он бросил взгляд на Лори поверх огромной вздрагивающей туши.

И спросил:

– Что ты сказал?

Лори ответил:

– Говорю, в тебя пошел. Такой же дурак, дубина.

Какое-то время, рассказывал Мэтт, никто и дохнуть не смел. Все точно замерло, сам он застыл в той же позе, вцепившись в рога бычка, глядя в землю. Язык у бычка был вывален – вытекал изо рта огромным сгустком крови.

Кэлвин Пай переспросил:

– Я все верно расслышал?

Лори ответил:

– Если не глухой.

Тут что-то тихонько лязгнуло, и Мэтт встрепенулся, но это Кэлвин всего лишь положил нож на бетонный блок. Если бы он, напротив, схватился за нож, Мэтт сам не знал, что сделал бы. Но и так было страшно.

Кэлвин зашагал к амбару. Исчез внутри и тут же появился снова, в руке у него что-то болталось. Ремень.

Кэлвин направился к ним, не спуская глаз с Лори. Мэтт за ним наблюдал, стоя на коленях возле головы бычка и ухватившись за рога. Лори тоже наблюдал за отцом. И казалось, вовсе не боялся, сказал Мэтт. А он, Мэтт, перепугался насмерть.

Кэлвин Пай не произнес ни слова. Обошел бычка, стараясь не наступить в лужу крови, на ходу наматывая на кулак ремень – тот конец, где нет пряжки.

Мэтт вскочил. Просипел: «Мистер Пай!»