Воронье озеро

А рядом неизменно был Мэтт со своими учебниками. Весь апрель и май, среди привычного беспорядка, он сидел за кухонным столом и строчил. Часть времени оставался дома за старшего и почитал своим долгом быть рядом с Бо, но даже если Люк был дома, Мэтт не спешил уединяться у себя в комнате. Возможно, мы ему служили всего лишь фоном. Сосредоточиться он умел как никто другой.

Мне нравилось за ним наблюдать. Иногда я садилась рядом и рисовала на его черновиках, следя за движениями его карандаша. Писал он так быстро, что казалось, будто слова льются у него с пальцев прямиком на бумагу. Если он занимался математикой, по странице змеился ряд цифр, а между ними карандаш оставлял пометки, закорючки, все они что-то значили, но я не знала что. Если в примере получался нужный ответ, Мэтт его подчеркивал жирной чертой. Если оказывалось, что ответ не сходится и где-то вкралась ошибка, он с негодованием вопрошал: «Что? ЧТО-О?» – меня это всегда смешило, а Мэтт, перечеркнув пример, начинал заново.

Не припомню, чтобы он волновался перед экзаменами, только наши вылазки на пруды в самую горячую пору стали короче. А с началом экзаменов он и вовсе расслабился. Если Люк его спрашивал, как сдал, Мэтт небрежно бросал: «Нормально» – и подробностями не делился.

И вот экзамены кончились – буднично, без торжеств. Мэтт убрал с кухонного стола учебники, сложил опрятной стопкой в спальне на полу и пошел на все лето работать к Кэлвину Паю.

Подумать только, сколько труда! Какая самоотдача и решимость! Сколько часов за книгами! Мэтт работал в память о наших родителях, старался выжать из этого кошмарного года хоть что-то хорошее, показать Люку и себе самому, на что он способен, – ради меня, ради себя, да и просто так, из чистого удовольствия, – возможно, это и было главное. Он работал, чтобы в свой черед помогать нам, ради будущего семьи. Работал, зная, что все ему по плечу, что труды его не пропадут.

Если бы в жизни все было так просто!

Говорят, если очень захотеть, то добьешься всего. Чушь, конечно, но, думаю, все мы живем и действуем с верой, что так оно и есть – что жизнь устроена просто, а всякий труд вознаграждается. А если в это не верить, незачем и просыпаться по утрам. Наверняка с этой мыслью прабабушка Моррисон стремилась дать детям образование. Должно быть, верил в это и Джексон Пай, – представьте, каких усилий стоило ему отвоевать у лесов свою ферму. Добротный дом, крепкий амбар, сараи и прочие постройки; сколько вырублено леса, поднято тонн булыжников, выкорчевано деревьев, огорожено полей. Верил в это и Артур Пай – верил, что сделает то, что не удалось отцу, стоит только постараться. А следом за ним и Кэлвин.

И их жены – стоило им впервые увидеть дом, всех их, должно быть, наполняла радость и решимость, все они представляли, что здесь будет жить большая дружная семья, а просторная веранда наполнится шумом и топотом. Жены искренне разделяли мечты мужей, верили в них и отчаянно цеплялись за эту веру годами. Потому что в идеальном мире труд, как и добро, вознаграждается, а поступать надо так, словно живешь в идеальном мире, иначе какой во всем этом смысл?

* * *

Мэтт сдал экзамены, а через неделю-другую у меня начались каникулы, и мы зажили по летнему распорядку. Миссис Станович по-прежнему приходила по вторникам и четвергам, а по средам мы с Бо гостили у Митчелов, и Люк в эти дни работал. Мистер Тэдворт, чье поле он весной расчистил, задумал строить новый амбар и попросил Люка помочь. Платить он готов был щедрее, чем Кэлвин Пай, да и работать с ним было куда приятней, и Люк согласился, хоть ему, наверное, и совестно было бросать Мэтта одного на ферме Паев. Без Лори Кэлвин был как без рук, и Мэтт работал по двенадцать часов в день. Мэри же, по рассказам Мэтта, трудилась чуть ли не круглые сутки – днем разъезжала на тракторе, по вечерам стряпала и убирала. С миссис Пай творилось неладное. Однажды вечером ее нашли у дороги возле фермы, в полном раздрае. Наткнулся на нее мистер Маклин, когда вез из города в лавку товар на неделю. Она сказала, что ищет Лори. Вид у нее был, рассказывал мистер Маклин, будто она вывалялась в канаве – волосы спутаны, лицо и руки в грязи и ссадинах, юбка порвана. Он предложил отвезти ее к преподобному Митчелу, но она ни в какую, и он подвез ее до дома.

Наступил июль. Помню, как однажды вечером случайно услышала разговор Мэтта и Люка на кухне: не верится, что уже год, – говорили они. Я не поняла, о чем речь. Почему год? Я прислушалась, но подробностей так и не дождалась. Минуту спустя Люк спросил:

– Когда будут результаты?

– На днях, – ответил Мэтт. И, помолчав, добавил: – А ведь ты мог бы и сейчас поехать.

– Куда? – переспросил Люк.

– В колледж. Спорим, тебя и сейчас примут.

Наступило молчание. Даже мне, за дверью, оно показалось зловещим.

Мэтт продолжал:

– Я вот что хочу сказать: если ты передумал, то еще, наверное, не поздно. Тебя точно возьмут. А я бы с девочками остался.

Молчание в ответ затянулось. Наконец Люк сказал: