Воронье царство (СИ)

Хальвард ожидал, что оставшаяся пара стражников сопроводит его обратно в темницу, откуда, казалось, целую вечность назад узника вывели наблюдать за казнью. И всем своим нутром Халь желал вернуться в сырой полумрак и глухую тишину казематов. Но вместо этого ступил вслед за Корвусом под высокие своды дворца, еще хлеще ощутив на сердце груз предательства, что с каждым шагом по светлым залам да устланным яркими коврами коридорам делался невыносимей.

— Итак, с чего начать?

За спиной захлопнулась дверь, оставив их наедине в просторном, освещенном множеством свечей кабинете. Хальвард с порога осмотрел тяжелую резную мебель, что стояла вдоль стен, увешанных незнакомыми пейзажами в позолоченных рамах и портретами таламийской царской семьи, возможно, ныне полностью покойной. Затем его взгляд остановился на массивном столе с возвышающимися аккуратными стопками исписанных бумаг, к которому, скрестив руки на груди, вальяжно прислонился Корвус. Халь позволил себе воспользоваться моментом и без стеснения рассмотреть того. Ничем не удерживаемые ниспадающие до пояса локоны скрывали часть лица, но уголок черного ока и край шрама настойчиво притягивали взгляд. Он всегда отличался бледностью да худобой, и с возрастом это только усугубилось. Кожа Корвуса приобрела нездоровую белизну, лицо сделалось более резким, скулы острыми, а россыпь морщин возле глаз напоминала о тех десятилетиях, что Хальвард считал брата мертвым. Реильский царь не отказывал себе в броской роскоши: из-под короткого камзола виднелась лощеная рубашка, кисейный ворот которой удерживала фибула в виде вороньего черепа, в ушах красовались крупные серьги, а пальцы с острыми смоляными, точно птичьими, ногтями венчали кольца да перстни.

— Ты сказал, что укажешь на истинного врага, — чуть осипшим голосом ответил Хальвард.

— А как же: как ты выжил, брат, как докатился до такой жизни? Нет? — Корвус подхватил со стола полупустой винный бокал, сделал глоток и, поморщившись, отставил его. — Ну, ладно. Если кратко: наш враг ждет нас на юге. И, судя по последним событиям, весьма нетерпеливо ждет.

— Что нового в войне с южанами? — удивился Хальвард.

— Ничего, — согласился Корвус, — но боги давненько не вмешивались в эту грызню.

— Но ведь богам издавна поклоняются независимо от границ. К чему им стравливать север и юг?

— У богов свои интересы в этой войне.

— А какой интерес тебе в это ввязываться? Где Реилия, а где Гаршаан.

Следовало, наверное, узнать, как Корвуса вообще в Реилию занесло, но Хальвард пытался сосредоточиться на действительно важных вещах. Хоть и не был уверен, что ему удастся выяснить что-то, способное помочь его родине, а уж тем более — передать эти сведения.

— Я начал исполнять волю Бога-Ворона задолго до того, как оказался в Реилии, — правый уголок рта растянул губы Корвуса в кривой ухмылке, — собственно, с того самого дня, как мне облагородили лицо.

— Неужто, ты и правда мнишь себя его избранником?

— Не сочти меня безумцем, но он сам назвал меня своим сыном, прежде чем указать этот путь.

— И ты поверил?

— Твоя мать тоже однажды нарекла меня своим ребенком, — Корвус снисходительно улыбнулся. — И я никогда не подвергал ее слова сомнениям, прекрасно зная, что я найденыш. Не вижу особой разницы.

— Если ты и твой бог собираете войско для борьбы с югом, то для чего истязаете наши же земли? За что губите свой же народ?

— Это вынужденные жертвы, — Корвус коротко пожал плечами, словно речь не шла о тысячах жизней. — Ни одно государство не смогло бы отразить этот удар в одиночку, север необходимо было объединить.

— Но не такой же ценой! — Халь чувствовал как невозмутимость Корвуса заставляет его собственную кровь закипать в жилах. — Неужели не было иного способа? Нам же не впервой вместе отражать набеги гаршей.

— Мы никогда не сталкивались с подобным. Тут не помогла бы пара отрядов, отправленных соседям в помощь, я говорю о полномасштабной мобилизации. И как много правителей доверились бы словам беспризорного сироты? Пророк, признаться, из меня никудышный, потому власть пришлось забирать силой. И только благодаря страху мне удается вести народ в нужном направлении.

— Так говоришь, словно люди — это стадо.

— Так и есть, — Корвус развел руками, — для богов мы не более, чем скот. Только не молоком и мясом мы потчуем наших покровителей, а своей раболепной покорной верой. И пролитой кровью.

— А ты, стало быть, и пастух, и забойщик, что поит Бога-Ворона кровью северян? — едва ли не прорычал Хальвард, чувствуя, как нить за нитью обрывалась та слабая надежда увидеть в нем хоть что-то от Кевина.

— Скорее, вожак стада, что рано или поздно положит свою голову на тот же алтарь, — угрюмо проговорил Корвус, уперевшись руками в край стола. — Но да, ты правильно понял суть этой войны. Каждая загубленная жизнь идет на пользу Богу-Ворону, без кровопролития не обошлось бы никак.

— Что же должно было случиться с тем беззлобным мальчиком, которого я знал, чтобы начать так рассуждать о людях? — не удержался от вопроса Халь.