Воронье царство (СИ)

Корвус молча осмотрел деревянную львицу и, запустив руку в потревоженную паутину, подсадил на ладонь ее творца.

— Он, — на кончиках пальцев Корвуса засуетился маленький бледный паук.

По всей видимости, он посчитал такое объяснение исчерпывающим, а Хальвард не знал, что и спросить. Одно только не давало покоя и жгло неожиданной обидой сердце: как давно его молитвы звучали в пустоту, сколько раз он выходил на поле боя, надеясь на защиту мертвой богини? Не потому ли так бесславно закончилась его служба, раз больше некому было за ним приглядеть? Но эти вопросы Хальвард оставил при себе, не желая давать Корвусу лишний повод для самодовольства.

— И ты боишься, что та же участь постигнет твоего бога?

— Он боится, не я, — Корвус отпустил растерянного паука обратно на львиную морду. — Но мне суждено это предотвратить.

— Суждено, — неуверенно проговорил Хальвард. — Все это звучит так, будто он просто тебя использует.

— Конечно использует, — Корвус спокойно пожал плечами, словно Халь сказал что-то совершенно очевидное. — Но мне ли жаловаться. Сам посуди, какая жизнь меня бы ждала, откажись я.

— А ты мог отказаться?

— Мог, — в привычной ему манере Корвус сложил руки на груди. — Только это ничего бы не изменило, просто использовали бы кого-то другого. Не смотри на меня так.

Хальвард отвел взгляд. Нет, он не жалел Корвуса, но чувствовал что-то неправильное по отношению к нему, то, чего тот явно не заслуживал. С одной стороны, Корвус прав: кем он был и кем стал. С другой — судя по тому, что Хальвард видел и слышал, путь этот был не из приятных да и ничем хорошим не предвещал закончиться. И ради чего?

За спинами вдруг что-то звонко громыхнуло, и Хальвард непроизвольно схватился за рукоять меча. Обернувшись, он увидел пару реильских солдат да батраков с топорами.

— Идем, — усмехнулся его реакции Корвус, а затем обратился к солдатам: — Львица пусть стоит. Она не более, чем деревяшка.

Хальвард поморщился. Очередная подачка? Бетхор его разберет. Халь бросил последний взгляд на идол богини, на чью помощь рассчитывал столько лет, и, вздохнув, последовал за Корвусом.

В комнате, выделенной Хальварду, его ждали большая деревянная бадья с теплой водой да свежая одежда. Не без удовольствия смывая дорожную пыль, Хальвард пытался понять, что он сегодня узнал и как это может помочь. Коль боги начали убивать друг друга, то каким образом смертный может воспрепятствовать этому? И, если так подумать, зачем Корвусу вообще вмешиваться в их сечу? Новость о гибели Ифри отзывалась тоской в сердце солдата, но, если бы пришлось выбирать между ее жизнью и теми, кто пал на этой войне, то Халь предпочел бы мириться с потерей покровителя, нежели с такими жертвами. Корвус же, похоже, был готов положить как свою голову, так и весь север во имя Бога-Ворона. При этом, как ни странно, на слепого фанатика он не был похож. Или Хальварду просто хотелось в это верить?

Удрученный таким выводом, Халь закончил помывку и, облачившись в черный, усиленный кольчужными вставками парадный дублет, в назначенное время направился к трапезному залу.

Как и положено, в светлом углу расположился большой хозяйский стол, а вдоль стены вытянулся приставленный к нему гостевой. Но усаживаться никто не торопился. Чуть в стороне держались воеводы Корвуса, а наместник с семейством и другими вельможами Белотана терпеливо ожидали царя возле разожженного очага. Впрочем, тот не заставил себя долго ждать. Надменно вышагивая, сопровождаемый своим верным жрецом, Корвус явился в парадный зал во всем величии. Неизменная фибула-череп, украшающая кружевной ворот, да стальные наплечники в виде птичьих хищных лап, удерживающие на плечах вороной плащ, вынудили Хальварда вновь усомниться, не фанатичный ли последователь Бога-Ворона перед ним.

Найдя взглядом Хальварда, Корвус требовательным жестом поманил его за собой. Затем, разместившись во главе стола и отдав почетное место по правую руку жрецу, а левое брату, царь дал дозволение располагаться остальным. «Интересно, — мелькнуло в голове у Хальварда, — насколько сильно оскорбились хозяева такой посадкой?»

Как только засуетились стольники и подчашие, поднося блюда и выпивку, искушенный опытом Раунхильд распорядился, чтобы царю подали белое вино. Зазвенели бокалы, застучали приборы, посыпались громословные здравицы да пожелания успеха в военном походе. Корвус с холодной полуулыбкой внимал происходящему, лишь изредка тихо благодаря за поданный кубок своего юного чашника, щеки которого залились ярким румянцем еще с первого глотка.

— Смею сказать, что Государь всегда может рассчитывать на поддержку Белотана и, если быть точнее, нашей семьи, — выступил наместник. — Род Эдгит старый, уважаемый и имеет общие корни с некогда правящей династией.

Корвус пригубил вина, утопив в нем ехидную улыбку, но не прервал речи осмелевшего наместника.

— Да простит Государь мою прямоту, но разве гоже столько во вдовцах ходить? Ни в коем случае не хочу оскорбить память ее светлейшества своим предложением, но выгодный брак всегда верный способ закрепиться на захваченных землях.