Воронье царство (СИ)

— Да как с тобой иначе, — вздохнул Раунхильд, вновь покачав головой. — Ну а если серьезно, выходит, это не случайность. Слишком уж многое завязано на этом вашем ключе к югу. Хотя и ума не приложу, что может изменить твое сочувствие к своему убийце…

========== 34. Вой ==========

С гулким хрустом под тяжелыми копытами разлетелось в щепки древко копья. Тут же грузно брякнул о кованую пластину и отскочил в сторону стальной наконечник. Снова треск, и снова, и снова. Мерещилось, что это не дерево и металл, а сухие кости хрустят под копытами. Да только откуда им было взяться в долине за одну ночь? Неподалеку что-то отвратно чавкнуло на земле, отчего к горлу Ривана вмиг подкатил тошнотворный ком. Сколько бы ни старался жрец не смотреть вниз, но от звуков уберечь себя он никак не мог.

— Риван? — услышал он рядом твердый голос Арндис. — Риван, послушай меня. Ты не виноват в том, что здесь произошло.

Риван всей душой желал с ней согласиться, но не мог. Именно он принес смерть этим людям, кто бы ни вложил оружие в его руки. В его уста. Жрец отчаянно пытался думать о павших, как о врагах, но легче на сердце не становилось. У них же не было ни единого шанса на спасение. От тьмы «той стороны» не сбежать, не защититься, она глуха к мольбам, ей чужда пощада. Враг или нет, но каждый вправе решить для себя: сражаться до последнего вздоха или сложить оружие. Риван же лишил этих людей любого выбора.

Хруст, треск, скрежет. Причет и плач. Нет — вой. Надсадный, горловой. Так оплакивают тех, кто был дорог. И кого не вернуть.

Оставленная без внимания в стороне от колонны, над телом молодого солдата, в остекленевших глазах которого застыл навечно ужас, склонилась женщина. Мать иль вдова — под серым платом было не разобрать — прижимала к груди руку мертвеца, ни на миг не прекращая свою погребальную песнь, разрывающую душу Ривана в мелкие клочья.

«Откуда она здесь?..»

— Риван! — вновь окликнула его Арни и в этот раз жрец обернулся на ее голос. — Сколько можно повторять, что твоей вины здесь нет?

— Но…

«Но ты скажи ей об этом!» — хотел было упрекнуть ловчую Риван, но не смог найти взглядом скорбящую.

Пропала и она, и ряды реильской армии. Остался лишь дол, усеянный застывшими в страшных позах телами. И вой.

Арндис же словно и не заметила, как они остались на предгорье вдвоем, лишь хмурилась, глядя искоса на Ривана, покуда ее конь продолжал топтать останки, вздымая вверх черную пыль. С мерзким хрустом. С отвратным треском.

— Арни? — обеспокоенно позвал ее жрец.

— Ш-ш-ш, — стало ему ответом.

Риван с ужасом осознал, что это вовсе не пыль поднимается все выше и выше, опутывая ноги жеребцов, а остатки тьмы, что он принес в своей груди.

— Арни!

— Тихо, все хорошо.

«Нет же, не хорошо!»

Но сдавившая горло спазма не позволила издать ни звука. А чернота все прибывала и прибывала, заволакивая все вокруг, погружая во мрак и Арндис, и мертвецов, и всю треклятущую долину. Пока не остался один лишь вой.

— Тише, — услышал жрец вновь, и ласковая ладонь легла на лоб. — Это сон.

Не проронив ни слова, Риван резко повернулся набок, на ощупь в ночной мгле сгреб в охапку обладательницу родного голоса да жадно вдохнул запах ее волос.

— Прости.

— Ничего, — прошептала Арни, коснувшись губами его виска. — Все хорошо.

Но хорошо по-прежнему не было. Перед глазами мерещились лица, и те, что привиделись во сне, и те, кого Риван узрел в долине этим утром. Неотличимые друг от друга, но равно терзающие его совесть. И, боги, как перестать слышать в завывании ветра, свирепствующего в ущелье, безутешный скорбный плач?

— Мне нужно освежиться, — выдохнул Риван и вынырнул из объятий ловчей.

Стоило покинуть шатер, резкий, пусть и теплый не по-осеннему порыв тут же хлестнул жреца по щеке его же косой. Невольно фыркнув и заправив оную под ворот жилетки, Риван побрел к окраине лагеря, где по каменистому дну ущелья протекал неширокий ручей. А громкие хлопки крыльев над головой возвестили о том, что Као последовал за своим подопечным.

В пересохшем спросонья горле саднило, однако Раунхильд еще утром строго-настрого запретил касаться местной воды, опасаясь отравы. Но умыться Риван все же решился, позволив приятной прохладе прогнать остатки сна. Жаль, что нельзя с такой же легкостью взять да вымыть мучительные образы из головы и пудовую тяжесть с сердца.

Вздохнув, жрец поднял взгляд на крутые склоны, чьи края очерчивались тусклыми огнями постов сопровождения, готовых при первом же признаке опасности эти самые огни разжечь во сто крат сильнее. Да только света в ущелье хватало и сейчас. Посреди лагеря, над господскими шатрами колыхалось высокое пламя, отбрасывая на косогор длинные ломаные тени собравшихся вокруг костра. Никак Корвус вновь творил какое колдовство? И впрямь, силуэты на стенах ущелья стали принимать до одури знакомые звериные очертания. А стоило им начать расползаться по сторонам, Риван тут же отвел глаза. Жрец был сыт по горло ритуалами Корвуса. И, как вскоре выяснилось, не он один.