— Невмоготу, но расскажу, — вздохнул жрец, сделал еще один добрый глоток и передал баклагу.
Халь слушал, не перебивал, а Риван говорил и говорил, отвлекаясь лишь на то, чтобы смочить горло. Обо всем рассказал, и о тьме, рвущей душу, и о гаршах, что не оставили его после смерти. О Провидице и детях Сола. Да о том, что видел на «той стороне». Хмель повел жреца и дальше, на дорогу, где тени встали на его защиту, к похоронам Свирепого. А, поймав взгляд Хальварда на своей шее, Риван без лишних вопросов и об этом рассказал.
— Только я Арндис еще не говорил.
— О чем? — не уловил Хальвард.
— Об Ульвальде и сговоре богов.
— Сомневаешься в словах Корвуса?
— Нет, — скривившись, ответил Риван. — Но не знаю, как ей сказать. Выдержит ли ее вера такую правду?
— Она у тебя девка-то крепкая. И не глупая. Справится. Да и лучше она узнает от тебя, чем как-то иначе.
— Тоже верно, — согласился жрец.
— Даже не знаю, что и хлеще: разочароваться в своем боге или похоронить его.
Риван встрепенулся, точно его холодной водой окатило:
— Ифри… Боги, прости, я совсем забыл.
— Полно тебе. Не хватало еще, чтобы ты передо мной извинялся. После того, что я сделал — уж тем более.
— Я же сказал, что не сержусь, — насупился жрец.
— А ты вообще умеешь? — невесело усмехнулся Халь.
— Наверное, — Риван немного расстерялся. — На себя я частенько сержусь.
— Ну, это не то же самое, — хохотнул солдат, а затем, посмурнев, добавил: — А на него?
— Его я боюсь, — не нуждаясь в уточнении, ответил Риван, вглядываясь туда, где совсем недавно полыхало ритуальное пламя. — Боюсь его влияния на себя. Боюсь, что он меня изменит.
— Разумно. Себя-то он изменил до неузнаваемости.
— А каким он был раньше? — сам того не ожидая, поинтересовался Риван.
— Добрым. Ранимым. Беззлобным, — вдумчиво перечислил Хальвард и, почесав бритый затылок, пристально посмотрел на Ривана. — И не умел сердиться. В тебе больше от моего брата, чем в нем самом.
Риван снова хмыкнул и задумался, а был ли у Корвуса хоть малейший шанс остаться собой, если он всякий раз, прибегая к колдовству, отдавал сердце и душу на растерзание голодной тьме.
«И я. Каждый раз», — Риван поежился, вспомнив его слова.
— Похоже, этот истошный вой никогда здесь не умолкает, — вдруг сменил тему Хальвард и вопреки своим же словам запрокинул голову, вглядываясь в ночное небо.
— А ты бывал тут раньше?
— Да, переходил с полком несколько раз, погоняя гаршей.
— А до Акташа доходил? Знаешь, почему именно туда держим путь?
— Нет, дальше мы не совались. А о крепости я смог вспомнить, если ничего не попутал, только то, что именно там подписывались бумажки о последнем перемирии между югом и севером.
— Вот уж не думаю, что Корвус хочет заключить новый договор.
— Тогда уж разорвать старый. Мы ж все эти столетия формально так и не воюем. Набеги набегами, а выразить свое недовольство Империей наши не решаются. Кишка тонка, — последние слова Хальвард буквально выплюнул, на краткий миг потемнев лицом.
«Мы и друг с другом-то сладить не смогли, куда нам до Империи», — подумалось Ривану, но ворочать языком стало страсть как лениво.
И, видно, Хальварду тоже. Так и сидели, безмолвно вслушиваясь в тихий треск поленьев, едва различимый на фоне подвывания, да допивая поочередно настойку. Но молчание не было тягостным, отнюдь. Жрецу казалось, что на душе сделалось пусть немного, но легче, как-то по-особенному теплее. И хотелось верить, что виноват не только хмель. Вот в чем тот был и вправду виновен, так в том, что мысли окончательно слиплись и потянуло в сон.
— Надо бы на боковую, — с неохотой проговорил жрец.
— Да, надо бы, — Хальвард встал, чуть пошатываясь, и подал руку.
Риван, поднимаясь, вцепился в широкую ладонь и отчего-то не сразу осмелился разжать рукопожатие.
— Ты давай, поаккуратней тут по ночам шляйся.
— И ты береги себя. А если твоя зубоскальная решит дать по шее за перегар, вали все на меня.
— Договорились, — усмехнулся жрец и, отпустив руку друга, неуверенной походкой побрел в сторону своего шатра.
Арндис, конечно же, не спала. Но и ничего не высказала, лишь принюхалась, фыркнула да перевернулась на другой бок. Риван прижался к ловчей и вновь зарылся носом в ее волосы. Дрема накатила в тот же миг, ей больше не мешали ни вой, ни скорбь, а вместо преследующих жреца мертвецов, привиделась молодая женщина. Лица было не разобрать, но ее ясные глаза лучились невероятной добротой.
— Спи, — прошептала она столь мягко, что Риван незамедлительно послушался да отдался во власть крепкого сна без сновидений.
========== 35. Горечь ==========
Горечь, пряная и терпкая, уже даже слишком по-родному обожгла горло и жаром разлилась в груди, коварно окутывая сердце лживым спокойствием. Хальвард неодобрительно хмыкнул себе под нос, вешая баклагу обратно на пояс:
— Дожил…