Воронье живучее

— Неужели не найдете двух порций? — спросил Дадоджон у официанта.

— Даже одной нет, — ответил тот.

— А кто у вас шеф-повар?

— Истад-ака.

— Кто-кто? Истад-ака? Он не из Богистана?

Официант пожал плечами.

— Я сейчас, — заговорщицки подмигнул Дадоджон учителю и направился в сторону кухни.

Салохиддинов проводил его недоуменным взглядом. Через несколько минут Дадоджон вернулся и весело объявил, что все в порядке — шашлык будет.

— Откуда? Вы разве волшебник?

— Почти, — засмеялся Дадоджон. Ему вспомнились Ташкент, вокзальный ресторан, речи Шерхона, хваставшего, что его сила — в друзьях и знакомых, связанных круговой порукой, и он сказал: — Знакомство лучше денег, есть блат — сварится и из воды варенье. — А потом обратился к официанту: — Подайте-ка нам, братец, три порции шашлыка, бутылку вина «Таджикистан» и салат из помидоров.

— Не многовато ли — целая бутылка? — пытался возразить Салохиддинов. — Мне все-таки в дорогу…

— Пировать так пировать! — махнул Дадоджон рукой и, все больше воодушевляясь, прибавил: — Выпьете сколько можете, остальное — мое!

Официант быстро исполнил заказ и отошел.

— Вообще-то я не пью, — сказал Дадоджон, разливая вино по рюмкам, — но иногда почему-то тянет, вот как сейчас. «Таджикистан» — хорошее вино, мне расхваливали его, целебное, говорили, словно бальзам. Выпьем, дорогой муаллим, за ваше здоровье. Доброго вам пути!

— Нет, — сказал Салохиддинов, — поднимем этот бокал за наше знакомство и за нашу дружбу, за то, чтобы она была долгой и крепкой. Я уверен, вы будете честно, добросовестно служить народу, преодолеете все соблазны легкой жизни и обретете свое место под солнцем благодаря труду. За вас, мой юный и отважный друг, за ваши радости и счастье! Будьте здоровы!

— Спасибо, муаллим. За ваше здоровье!

Первая рюмка подействовала благотворно: усилила аппетит, подогрела приятную беседу. Подняли и по второй, после чего Салохиддинов не стал пить. Дадоджону очень хотелось, чтобы он выпил хотя бы еще одну рюмку, однако учитель был непреклонен. Тогда Дадоджон поднял тост за его счастливую дорогу, потом — за членов его семьи. Он входил в раж, и Салохиддинов, взяв бутылку с остатками вина, сказал:

— Вам тоже хватит!

— Хорошо, повинуюсь, — приложил Дадоджон руку к груди. — Но ешьте, пожалуйста, шашлык, остывает.

Он говорил без умолку. Его подмывало рассказать муаллиму о своей любви к Наргис и ее жестокосердном буйном отце, поделиться своими сомнениями и печалями, но в последнюю минуту он сдержал себя. Если бы знал их, он мог бы повторить в душе слова Саади…

Я не открою женской тайны никому.
Для всех уста свои замкнул я на замок[35]

.

Но Дадоджон и сам рассудил, что негоже раскрывать эту тайну — о любви не болтают, тем более о трудной и горькой, да еще за ресторанным столом. Может, он сам во всем виноват или отец встал стеною? А может, все это дело рук ака Мулло. Узел тугой, пока не распутаешь, лучше помалкивать. Он говорил о войне, о фронтовых приключениях, о краях и странах, в которых довелось побывать.

Салохиддинов слушал его, не перебивая, но потом вдруг взглянул на часы и воскликнул:

— Ого! Пора закругляться.

— Уже?.. Одну минуточку. — Дадоджон, поднявшись, ушел на кухню, расплатился и вернулся. — Идемте.

— Позовите официанта, пусть принесет счет, — сказал Салохиддинов.

— Счет оплачен, — улыбнулся Дадоджон.

— А вот это вы зря сделали. Поставили меня в неловкое положение: ведь я пригласил вас сюда.

— Но заказывал-то я, — рассмеялся Дадоджон. — Пустяки все это, — сказал он потом. — Главное, мы славно посидели. Идемте!

Они вернулись в номер. Салохиддинов собрал свои вещи. Достав из-под кровати чемодан Дадоджона, который он хранил всю эту неделю, он сказал:

— Сдаю в целости-сохранности, принимайте. — И спросил: — Вы куда-нибудь переберетесь или останетесь в гостинице?

— А меня оставят?

— Почему же нет? Сейчас постараемся уладить.

Спустившись вниз, они переговорили с администратором и, переоформив номер на Дадоджона, забрав вещи учителя, направились к автобусной остановке. Дадоджон ощущал и радость, и грусть. Радостно было оттого, что все так легко и просто уладилось с ночлегом, а грустно — из-за расставания с благородным, сердечным, умным человеком. Побольше бы таких людей на свете, никто не знал бы мучений и страданий!..

Когда Дадоджон, проводив учителя, вернулся в гостиницу, совсем стемнело, зажглись электрические огни. У входа его ожидал шеф-повар Истад-ака, и вправду земляк. Вцепился клещом и не успокоился, пока не затащил в ресторан и не угостил в своей подсобке шашлыком и вином. Дадоджон намеревался лечь пораньше, чтобы как следует выспаться и утром к девяти часам быть в наркомате. Однако вырваться из рук разгулявшегося Истада-ака ему удалось лишь около полуночи. Перепив, он спал беспокойно, забылся перед рассветом, а, проснувшись, увидел, что часы показывают половину десятого.

21