Воронье

Здесь поджидал парень по имени Арройо, и, когда Ромео окликнул его, он уже был готов заниматься с Клио. Он провел их на задний двор, который был обнесен старой алюминиевой изгородью, и показал свой «аппарат». Просто цепной ворот, свисающий с ветки дуба, но он был неподдельно горд им и рассказывал о динамической настройке, о восьми датчиках вместо шести, и о Самоубийце против Супермена. Клио уже не могла его слушать, до нее не доходило ни слова. Она чувствовала такой зуд, что сходила с ума от желания почесать, но источник его был слишком глубоко под кожей, и до него не дотянуться, а этот осел все продолжал рассказывать о болтах с проушиной.

— Эй, — сказала она, — можешь ты на минуту заткнуться и подвесить меня?

Арройо пристроил очки на потной переносице. Видно было, что он был рад подчиниться.

Клио разделась до штанишек и лифчика, легла на живот, а он стал всаживать крючки в ее плоть. Крючки появлялись парами: плечи, трицепсы, запястья, бедра и голени — пока в ее теле не оказалось четырнадцать крючков. Боль была ошеломляющей. Какое-то время она старалась обмануть ее, напевая: «Черви вползают и выползают; они ползут у тебя по лицу». Но пение не помогало.

Арройо принялся вращать ворот. Клио подняло в воздух, и боль усилилась десятикратно. У нее была своя система вспышек — мощные прожекторы, которые исходили откуда-то изнутри ее, вспышками освещая мир и ее собственную жалкую жизнь, — плохая учеба, насмешки родителей, отвратные приятели, предательство Тары, ее жестокость, Тара то и Тара се, ее невыносимая и неиссякаемая любовь к Таре. Она висела горизонтально лицом вниз, крючки растягивали ей руки и ноги, и наконец почувствовала себя супергероиней, летящей сквозь боль. Она пыталась выкрикнуть что-то восторженное, но не могла произнести ни звука, изо рта потекла только струйка слюны. Арройо попытался приободрить ее.

— Просто пытайтесь плыть, — сказал он.

И тут ее вырвало. Тут что-то не то. Она понимала, что гореть в огне искр — это неправильно, и словно откуда-то издалека услышала крик Ромео: «СПУСКАЙ ЕЕ!» И снова сноп искр; наконец Ромео принял ее на руки и сказал:

— Все в порядке, Клио. Все будет хорошо. Не волнуйся, девочка, все будет отлично. Уже все хорошо. Все хорошо.

Один за другим стали вынимать крючки.

Ромео держал Клио и разговаривал с ней, пока Арройо массировал воздух над ее кожей.

Она слышала собственный стон:

— Мне очень жаль! Мне очень жаль!

Ромео обнял ее и сказал:

— Я знаю.

Он принес из машины перкодан. Пока его не было, Арройо спросил, не против ли она, если он свяжет ее и заставит испытать оргазм. Она сказала: хорошо, но только не сегодня вечером. Арройо сказал, что, конечно, не сегодня, он и не имел в виду сегодняшний вечер. Когда-нибудь в другой раз. Может, в следующий четверг?

Клио снова вывернуло.

Затем она оказалась на пассажирском сиденье в своей машине, и вел ее Ромео. Солнце опускалось за старую плантацию.

— Ты проснулась? — спросил Ромео.

— Угу.

— И как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке…

Она очутилась в захудалой комнате мотеля. Она лежала на животе, и Ромео смазывал ее раны.

Затем она стояла над туалетом, и Ромео поддерживал ее, пока ее рвало каплями зеленой желчи. Она удивлялась, что он может так крепко держать ее; должно быть, он сильнее, чем она думала. Он отнес ее обратно в постель, заботливо уложил и вытер ей лицо полотенцем.

— Знаешь что, Ромео? — сказала она. — Я могу влюбиться в тебя. И думаю, что, влюбившись, могла бы трахаться с тобой.

Некоторое время спустя она проснулась. Ромео с кем-то разговаривал по телефону. Он спорил и плакал, после чего наступило долгое молчание, и она снова уснула.

Несколько часов спустя в глаза ей ударил свет, и Ромео помог ей сесть. Дал попить. Затем положил перед Клио ее лэптоп. Она не понимала, чего он хочет.

— Ты должна кое-что написать, — сказал он. — Прежде чем забудешь.

Компьютер был открыт на странице «Мой мир».

— Включайся, — потребовал Ромео. — А затем переходи к своему дневнику.

— Нет, я слишком сонная.

— Ты должна.

Клио попыталась уснуть, но он снова разбудил ее. На этот раз у него был хриплый злой голос:

— Включайся, Клио. Мы должны спешить. Время уже близко.

Она напряглась изо всех сил, но так не смогла вспомнить пароль. Наконец, когда перестала его вспоминать, он сам пришел к ней: «Брюссель». Она стала вспоминать его букву за буквой: брукселла, но это не сработало.

— Что за брукселла? — спросил он.

— Мой щенок. У меня был брюссельский грифон. Но он умер.

— Брюссель? — сказал Ромео. Он ввел пароль, и появилась страница ее дневника. — Так, — сказал Ромео, — напиши что-нибудь.

— Я не могу.

— Тогда я напишу. Просто продиктуй мне. Как ты сейчас себя чувствуешь?

— Словно плыву над Виком.

Она написал это.

— Болело? — спросил он.

— Ага.

— Сильно?

— Хуже быть не может.

Он записал и это.

— А как ты сейчас себя чувствуешь?

«Сейчас вроде лучше», — хотела сказать Клио.

Но уснула прежде, чем успела произнести хоть слово.

Когда она проснулась, Ромео продолжал писать в ее дневнике.

— Я рассказываю о твоей боли, — произнес он.