Воронья Кость

Намек на то, что рядом с Гуннхильд не было никого, кто мог бы отпустить ей грехи, дошел до воинов за спиной Огмунда, и на этот раз смешков было больше, и он был рад это услышать.

Гудрёд, должно быть, нахмурился, но из-под шлема этого не было видно. Он широко раскинул руки в вежливом жесте, будто бы улыбаясь.

— Конечно же, мы искали священника, — отозвался Гудрёд. — Хотя, оказалось, что его там нет. Поэтому мы удалились с миром, так же, как и пришли.

— Ха! — проревел Ульф. — Ты и твоя жалкая кучка получите, то что заслуживаете — будете болтаться на веревке.

Гудрёд повернул голову к Ульфу, и даже Огмунд почувствовал испепеляющий взгляд его невидимых глаз.

— Цыц, мальчик, — произнёс стальной голос. — Сейчас говорят мужчины.

Ульф взревел, а затем Огмунд услышал словно змеиное шипение, — тот вынимал из ножен меч.

— Стоять! — заорал он, но Ульф с налитыми кровью глазами, ударил успевшую задремать лошадь пятками. Конь прыгнул вперед, а Ульф, сидевший без стремян, потерял равновесие и неосознанно взмахнул мечом.

— Од, — приказал воин с плоским носом. — Убей его.

Прекраснолицый мальчик-муж проскользнул вперёд как шелковый сквозь кольцо. Огмунд никогда не видел, чтобы кто-то двигался так быстро — хотя он видел его ясно, словно силуэт в штормовую ночь, отпечатавшийся на миг во тьме, при вспышке молнии. Мальчик ловко вынул меч из поясного кольца одними лишь пальцами левой руки, в воздухе перебросил клинок в правую, сделал шаг, другой, третий и прыгнул, поворачиваясь в воздухе, вкладывая в удар весь свой вес.

Прозвучал тупой глухой удар, а затем влажное шипение, юноша по имени Од легко приземлился на ноги, развернулся и беззаботно пошел обратно. Что-то круглое и черное подпрыгнуло раз или два и подкатилось к ногам Огмунду.

Лошадь рванулась дальше, а затем, почувствовав запах крови, заржала и попыталась ускакать прочь, так что сидевшее на ней тело, брызжущее кровью из обрубка шеи, сползло, и в конце концов упало в ракитник.

Повисла тишина. Огмунд взглянул на предмет у ног, изумленный левый глаз Ульфа уставился на него; правый лопнул при ударе о землю, из отсеченной шеи струилась кровь.

— Это Од, — нечеловеческим из-за своего шлема голосом произнес Гудрёд, махнув рукой на ангелочка. — По прозвищу Храфнданс.

Танец Ворона — настолько подходящее прозвище, что воины затаили дыхание, будто бы увидели черных птиц, радостно перетаптывающихся на ветвях, в предвкушении мертвечины, которую, возможно этот юноша оставит им. Затем все посмотрели на Ода, который преклонил колено, и, держа меч как крест, принялся молиться. Когда он слизнул с клинка кровь Ульфа, все поняли, что он молился богу войны Тюру, Отмеченному Волком, предлагая жизнь Ульфа в жертву. Все разом беспокойно перекрестились.

— Знайте, что Од — лишь один из моей команды. — И я пришёл с Оркнеев не на крошечной лодочке, — произнес Гудрёд. — К тому же, я сын королевы Гуннхильд и короля Эрика Кровавой Секиры.

Огмунд облизал губы. Однажды ему пришлось до крови хлестать лошадь, чтобы заставить её перепрыгнуть на покрытый зеленью противоположный берег узкой речушки, и когда она все же прыгнула, оказалось, что это не твердый берег, а трясина. Огмунд, обливаясь потом, цеплялся за нее, пока лошадь судорожно выбиралась на берег, зная, что если он свалится, то в кольчуге точно погибнет.

Сейчас он чувствовал такой же страх, всматриваясь в деревья, за которыми скрывались воины, он был уверен, они там. Сколько кораблей мог привести сын Кровавой Секиры с Оркнеев? Его сестра замужем за ярлом, и во имя Господа, так сколько же кораблей он привёл? В воображении Огмунда в лесу скрывались сотни воинов.

— Итак, мы уходим, — закончил Гудрёд холодным, как кольчужные кольца, скрывавшие его лицо, голосом. — И ты нас не остановишь.

Так и случилось. Огмунд задумчиво наблюдал, как они удалялись прочь, а затем толкнул ногой лежащую голову Ульфа.

— Подберите это, — произнес он. — Мы привезем его обратно и расскажем всем, что он погиб из-за собственной гордости и глупости. А эти трое жалких грабителей, что совершили набег, на самом деле Оркнейский принц и с ним корабли и воины. И пусть они превосходили нас числом, но наша свирепость прогнала их прочь.

Остальные согласились, потому что были слишком напуганы, чтобы сражаться, и понимали это. Воины хотели, чтобы этот позор остался в тайне. Заморосил дождь, холодная дымка взбодрила Огмунда, пока он наблюдал, как тело Ульфа взвалили, словно мешок, на его испуганную лошадь. Огмунд украдкой улыбнулся про себя, не показывая улыбку; что ж, не такой уж и плохой денёк выдался сегодня.

В двух милях поодаль трое жалких грабителей отдыхали, припав на колено, и Гудрёд наконец снял шлем, открыв холодному туману и дождю раскрасневшееся, как только что отшлепанная задница младенца, лицо. В короткой курчавой бороде блестели капельки.

— Дростана нет, — заявил Гудрёд. — Но по крайней мере, мы разузнали кое-что от тех монахов, — старик Ирландский Башмак, здесь, на острове Мэн, в Хольмтуне.