Воронья Кость

Верховный король расположился в огромном полосатом, словно парус, шатре, вокруг которого раскинулся целый лабиринт подпорок и верёвок. Снаружи в жаровне горел огонь, у входа стояли охранники с копьями, оскалив зубы при виде посланника. Рядом возвышался высокий шест с насаженной на него головой Рагналла.

Внутри шатёр освещали мерцающие масляные лампы, звучала арфа, контраст темноты снаружи и света внутри заставил Воронью Кость и Мурроу остановиться и заморгать. Куда не брось взгляд, всё пространство внутри занимали лавки, на которых восседали короли рангом пониже вместе со своим окружением. Все они разместились вокруг деревянного помоста, на котором сидел сам Верховный король и задумчиво слушал слепого арфиста — оллума Меартаха, тот прервал мелодию за миг до того, как посланник постучал древком копья по лавке.

— Норвежский принц Олаф и Мурроу мак Маэл.

Верховный Король поднял взгляд, ирландцы, которые после недавнего боя зауважали Воронью Кость и Обетное Братство, встретили их улыбками. Маэл Сехнайлл тоже улыбался; и даже Гилла Мо выглядел довольным, что было заметно лишь по тому, что он перестал хмуриться.

— Сегодня твой "вал-хаукр" выпустил когти, — произнёс Маэл Сехнайлл с улыбкой, и Воронья Кость нахмурился, услышав это: "вал-хаукр" означало по-норвежски "ястреб-стервятник", и ему не понравилось, как король назвал его новое знамя. Но Олаф благоразумно промолчал.

— Но, заметь, — продолжал Маэл Сехнайлл, — здесь есть люди, которые, возможно, не согласятся с тобой.

Озадаченный Воронья Кость направился к свободному месту за столом, искоса поглядывая по сторонам. Поднялся невысокий коренастый человек, его голубую тунику украшала красная кайма и серебряная вышивка на вороте и запястьях. Он вежливо поклонился Вороньей Кости, рядом с ним мужчина и женщина сделали то же самое. Женщина — молода и красива, немного длинноносая, в обтягивающем коротком платье с глубоким вырезом, от вида которого Олафу сразу стало тесно в штанах. Конечно же, она нарядилась не для него, подумал он, а для Маэла Сехнайлла.

— Глуниайрн, сын Амлайба, — сказал Маэл Сехнайлл, и коренастый чуть кивнул.

— А это его брат, Ситрик, — продолжал Верховный король мягко, словно из его уст лилось молоко. — А это королева Гормлет.

У Вороньей Кости голова пошла кругом, но не выдал своё волнение ни взглядом, ни звуком. Мурроу был не столь сдержан, и разразился проклятиями, заглушив их кашлем. Они уселись на лавку, мрачные, словно мокрые утёсы, и Воронья Кость погрузился в глубокие раздумья.

Кости Одина, да это же королева, жена Олафа Кварана, и сводные братья того, чья голова сейчас насажена на пику снаружи.

— Принц, — произнёс он, в конце концов, потому что Глуниайрн — ирландское имя Йаркне Железное Колено, также как Амлайб — ирландское имя его отца — Олафа Кварана; Воронья Кость не знал, как правильно называть Йаркне. Маэл Сехнайлл усмехнулся.

— Скорее король Глуниайрн, с тех пор, как его отец покинул высокий трон и удалился, — сказал Верховный король, и с невинным видом повернулся к Железному Колену. — Где же он сейчас?

— На острове Хай, — прорычал Ситрик в ответ, сузив глаза, прежде чем его брат успел открыть рот. — Смерть Рагналла и недавний недуг сломили его окончательно. Он отправился в монастырь на острове Хай и оставил нас разбираться со всем этим беспорядком.

Его голос был полон горечи, он выплёвывал слова, будто грязь, Воронья Кость заметил смятение, и как братья и жена Олафа пытались взять себя в руки. Старший сын Олафа пришёл сюда, чтобы заключить мир и просить трон своего отца, от которого тот отрёкся. Пусть это и означало признать власть Верховного короля Ирландии. Подрагивающая в декольте грудь их мачехи, королевы Гормлет, служило тому доказательством.

Воронья Кость должен был прыгать от радости из-за того, что им не придётся штурмовать стены города, но в голове Воронье Кости крутилась лишь одна мысль, хотя он вежливо интересовался, и разузнал, что Хоскульда нет в Дюффлине, да и Олаф Ирландский Башмак тоже ушёл.

Ему не оставалось ничего, кроме как размышлять, а тем временем, в шатре стало шумно и дымно. Воины пили до тех пор, пока эль не польется из носа, изрыгнув большую часть выпитого, они снова принимались за выпивку. Они шумно хвастались и кричали, боролись на руках, кто-то яростно совокуплялся, даже не пытаясь укрыться в полутёмных углах шатра. Вспыхнуло несколько потасовок, полетели кости, лавки опрокинулись, треснул один из шестов, так что сам Верховный король, с раскрасневшимся лицом, самолично бросился в драку, браня тех, кто посмел повредить его великолепный шатёр.

Короче говоря, ирландцы праздновали одержанную ими победу, на этом великом пиру веселились все, и Мурроу в том числе: он пил до тех пор, пока не упал носом в лужу эля и не захрапел.