— Надо было мне зашить рану, — сказала девушка, шагнув под их грубый навес, в круг света от костра. Она опустилась на колени возле Мара и повернула ему голову, чтобы получше рассмотреть шрам, но он отдернул подбородок. Её рука на мгновение поникла, словно ивовая ветвь.
Затем Берлио вызывающе поклонилась, точно также как после боя, когда спрыгнула с дерева, и сладко улыбнулась Вороньей Кости. Жёлтая сука подошла к ней и села рядом, высунув язык, глядя на Олафа и виляя хвостом.
— Ты же могла попасть мне в голову, — пробурчал тогда Воронья Кость, на что её улыбка стала слаще мёда. Она подошла и вытащила свою стрелу из земли, куда её воткнул Мурроу, после того как вырезал ее топором.
— Но вместо этого головы лишился Рагналл, — ответила Берлио, и с тех пор они не обмолвились ни словом.
Отрубленную голову Рагналла отправили Верховному королю, но Воронья Кость до сих пор не получил от короля ничего в ответ, и его терзало это. Он остро нуждался в похвалах и россыпях золота, чтобы держать этих ворчащих псов в узде.
Мурроу чистил лезвие топора от крови Рагналла, он замер, взглянул на девушку и улыбнулся.
— Проходи и садись рядом, девочка, — сказал он дружелюбно, и давящее напряжение незаметно растворилось в темноте. Берлио любезно села рядом с Мурроу и приняла миску с похлёбкой из котла; Воронья Кость, глядя на это, заставлял себя не хмуриться. Он не знал, был ли Мурроу добр или умён, но сейчас ирландец, несомненно, ухаживал за девушкой, и Олафу это не понравилось, а ещё больше его раздражало чувство ревности.
Берлио выглядела прекрасно, её чёрные волосы ниспадали смоляной рекой, плечи укрывала накидка из грубого сукна, закреплённая красивой булавкой. Он знал, что это её единственная добыча, булавку подарил ей кто-то из воинов, сидящих у костра, кто-то подумал о ней посреди залитого кровью поля, обшаривая мертвецов в поисках добычи. Мысль о том, что они хотели бы получить от неё взамен, разожгла внутри Олафа пламя ярости, такого гнева он ещё не испытывал ранее.
В этот момент к ним кто-то подошёл, и головы разом обернулись. Высокий воин в плаще, перекинутом через одно плечо, с копьём в руке, опирался на него, как на посох; Воронья Кость видел его раньше, этот воин стоял за спиной Гилла Мо Хонна на пиру и наполнял его кубок.
— Верховный король приглашает тебя, — вежливо сказал воин и чуть поклонился.
— Ага, — сказал Свенке, всё ещё гордясь своей новой блестящей кольчугой, — ещё больше наград за наши храбрые подвиги.
— Именно так, — выругался Мар. — Возможно, он одарит нас несколькими рабами, что недавно провели мимо нас.
— Ты злишься лишь потому, что тебе не досталась замечательная железная ирландская рубашка, как Свенке, — сказал Мурроу, Воронья Кость поднялся, мышцы всё еще ныли после битвы и долгого сидения.
— Пойдёшь со мной, — сказал он Мурроу, тот в ответ восторженно улыбнулся, — на случай если мне понадобится твой ирландский язык.
Отправившись за посланником, Олаф остановился и оглянулся на Мара, который сидел, уставившись в огонь.
— Если Верховный король предложит мне парочку трэллей, — сказал он, надежда что Маэл Сехнайлл вознаградит его золотом, придала ему решимость, — я попрошу одного чёрного, чтобы восполнить твою потерю. А пока меня нет, возьми себя в руки, иначе из-за твоего кислого вида того и гляди костёр погаснет.
Слова про Каупа прозвучали, словно звонкая пощёчина, и он ощутил, как пара угольков, — полных ненависти глаз Мара, прожигают его спину, но Олаф не оглянулся; они шли сквозь тьму, освещаемую другими кострами, и воины, подсвеченные огненными кровавыми бликами, поднимали головы, когда он проходил мимо.
Некоторые, узнав его, приветствовали возгласами или взмахом руки. Воронья Кость слышал, что Гьялланди старался изо всех сил, распространяя сагу о поединке Вороньей Кости и Рагналла. И в той саге не было ни слова про женщину.
Они шли через поле, освещённое кострами, справа возвышалась тёмная громада земляного вала и стен Дюффлина, ныне осаждённого ирландцами. Воронья Кость знал, что у Маэл Сехнайлла не было катапульт, константинопольские греки называли их баллистами, а без них ирландцам либо придётся штурмовать стены, либо морить голодом защитников. А ещё Олаф знал, что гавань так и перекрыли, ирландцы хоть и захватили несколько кораблей в маленькой внешней торговой гавани к югу от города, но у них не хватало судов, чтобы полностью заблокировать город с моря.
Итак, придётся карабкаться на стены, подумал он. От мысли, что Маэл Сехнайлл хочет его видеть, чтобы отправить Обетное Братство на штурм стен Дюффлина, душа уходила в пятки. Воронья Кость не был уверен, что кто-нибудь последует за ним в атаку, он мог бы даже сбежать отсюда вместе с ними, но он ввязался в эту заваруху, потому что хотел знать, что же Олаф Ирландский Башмак смог выведать у Хоскульда. Если кто-нибудь из них ещё жив, то они должны быть в Дюффлине.